Время в школе Биля было абсолютно линейным.

Это почти невозможно объяснить. Поскольку при этом все дни были одинаковы. Каждый школьный день был похож на другие дни: когда оглядываешься назад, память не может отделить один день от другого.

За исключением последних месяцев, после того, как я встретил Катарину и Августа, и до того момента, когда нас разлучили навсегда,- то время я никогда не забуду.

Все остальные дни были похожи друг на друга. Строго говоря, дни, проведенные в школе, совсем не отличались от проведенных мною в изоляции. Если не считать того, что в изоляции мне не с кем было говорить и действительность поэтому стала распадаться на части.

А в остальном никакой разницы не было. Дни тянулись бесконечной серой линией. Они проплывали мимо тебя, эти дни, самого тебя держали на месте, ты неподвижно стоял, наблюдая, как они проплывают мимо,- и ничего нельзя было поделать.

Где-то в глубине души, возможно, было ощущение, что все могло быть иначе. Что совсем не обязательно все должно быть таким тяжелым, серым и однообразным. Но не было никакого выхода. Пока я не встретил Катарину. Но потом все рухнуло.

Если все дни были похожи друг на друга, если они все повторялись и повторялись и были распланированы на десять лет вперед, то почему же казалось, что время идет, что оно линейно, что время, проводимое в школе,- это своего рода отсчет времени в обратном порядке, что время – это поезд, на котором тебе надо было во что бы то ни стало удержаться?

Мне кажется, что причиной этого была постоянная необходимость достижения успехов. Иначе это объяснить невозможно.

Ведь только внешне один день был похож на другой. По сути своей они должны были быть разными. Это лишь казалось, что все время повторялись одни и те же предметы, одни и те же классы, одни и те же учителя, одни и те же ученики. На самом деле требовалось, чтобы ты каждый день менялся. Каждый день надо было становиться лучше, надо было развиваться; множество повторений в жизни школы существовало только для того, чтобы на одном и том же фоне можно было показать, что ты стал лучше.

Наверное, именно поэтому так важны были цифры. Наверное, именно поэтому Биль так скрупулезно перечислял достижения в своих воспоминаниях, и поэтому существовали оценки, и расписания, и вечные личные дела, и описание прошлого учеников и уровня их знаний, и того, как много раз они опоздали. Школа, по их представлениям, была божественным облагораживающим механизмом. Цифры были свидетельством и подтверждением того, что все получается и что этот механизм работает.

Я знаю, что мне никого не заставить понять это. Объяснить, как наша жизнь тогда была полностью пронизана временем. Даже те, кто в этом участвовал, даже Биль и Карин Эре и все вы, о ком я думаю, даже вы будете это отрицать.

Мне кажется, что мы были у последней черты. Мне кажется, что мы в отношении времени зашли так далеко, насколько это возможно. Нас так крепко держали, как только можно держать посредством часов. На самом деле – так крепко, что если ты не был достаточно толстокожим, то мог совсем или частично разрушиться.

Я чувствовал, что время текло в наших жилах, как кровь.

А если ты заболевал, то ты ломался под гнетом времени, и тогда начиналась болезнь крови.

Порой, когда я не сплю по ночам, когда просто прислушиваюсь к дыханию женщины и ребенка, меня охватывает страх. Я боюсь, что в мире все могло остаться неизменным, что хватка времени не ослабевает.

Надеюсь, что я ошибаюсь. Это мое самое большое желание. Быть в этом полностью неправым.

Я знаю, что были также и другие школы. Но, по-видимому, нигде не было школ с таким представлением о мире, как в школе Биля.

В других местах, в других странах детей держали хваткой времени, какое-то время удерживая их. Но тех детей, которые не смогли это выдержать, или тех, чьи родители не имели средств,- от таких со временем отказывались и детей отпускали.