|
– Других нет, – добавил я, прежде чем он успел сказать, что он думает по поводу такого сорта заголовков.
Как бы ни были умны созданные Борисовым роботы, ни один из них не сумел бы спрогнозировать столь сложную цепь событий. Но робот мог дать им толчок, то есть отсоединить карабин Сундина. Чем не устроил его учитель химии? И вообще, был ли там робот?
Были или не был, в статьях не говорится, но вот он, первый звонок: в числе свидетелей оказался местный инженер, который в день трагедии осматривал внешнюю обшивку шлюзового узла. Проверяя швы соединений, он находился в нескольких метрах от Осборна и его учеников. По его словам, он застал только конец погони за Сундиным «и то, что было потом». Работал ли он в одиночку или взял в помощники робота? Похоже, никто, кроме меня, не задался этим вопросом.
Зато следователи изрядно потрудились над решением проблемы, почему отстегнулся карабин. Вот что они, в конце концов, придумали. Карабин Сундина защелкивался на любом стержне (скобе, поручне, стойке, кронштейне и т.д.), толщина которого не превышала пяти сантиметров. Если карабин защелкнулся, то отсоединиться без постороннего вмешательства он не мог – факт, проверенный всеми доступными способами. Кронштейн, к которому прицепился Сундин, имел разную толщину: семь сантиметров у основания и четыре с четвертью в месте соединения со стойкой антенны. Сундин накинул карабин ближе к основанию кронштейна – там, где он толще пяти сантиметров, – и кронштейн вошел в паз не полностью. По этой причине карабин не защелкнулся, но Сундин, очевидно, не обратил на это внимания. Затем, – но не известно, когда точно, – незакрепленный карабин соскочил с кронштейна. Лишь одна из, наверное, ста попыток воспроизвести поведение карабина закончилась в соответствии с выводами следователей, но это не помешало им поставить жирную точку, – по крайней мере, в том пункте, что касался потери «связи» между Сундиным и станцией.
Я поднял глаза от статьи и наткнулся на взгляд Гроссмана. Обычно я чувствую, когда на меня смотрят так, как смотрел он. В этот раз что-то помешало моему седьмому (к шестому я отношу интуицию) чувству.
– Я готов, – сказал он, – сходить в здешний ботанический сад и принести вам пальму, только чтобы вы постучали по дереву.
Поблизости от столика, за которым мы сидели, действительно, не было ничего деревянного: металл, стекло, пластмасса неоновых расцветок и натуральная кожа.
– С удовольствием постучу, – кивнул я, – сходим туда вместе. Что стало с вашей верой в подлинность накладных?
– М-да, верую, ибо абсурдно… нет, это я не о накладных, а о вашей новой гипотезе. Абсурдно, больше сказать нечего.
– Действительно нечего?
– Нет фактов, на которые можно было бы опереться. В том, что «Роботроникс» подготовил роботов для гостиниц, я, как и раньше, не сомневаюсь. Перепрофилировать робота не позволяет конструкция корпуса и двигательного аппарата. Нейросимулятор… да, это единственная возможность, другой я не вижу.
– Вы имеете в виду замену нейросимулятора?
– Да. Предположим, у робота-монтера вышел из строя нейросимулятор. Замена нейросимулятора – операция стандартная и несложная. Можно извлечь его из одного робота и поставить другому, затем – перепрограммировать в соответствие с новой специализацией, скачав информацию с исправного робота-монтера.
– Перепрограммирование не затронет низкоуровневые настройки?
– Нет. Затронуты будут лишь данные, записанные в процессе специализации робота. Проклятье! – Гроссман в отчаянии тер виски, – я не хочу в это верить! Последний робот!
– Почему последний? – насторожился я. |