— Я тебя очень понимаю, — задумчиво проговорила Фейт. Ей показалось, что Брэд принял правильное решение. Но с другой стороны, в его отношениях с женой появилась серьезная трещина.

— Видишь ли, для Пэм на первом месте положение и престиж: кто твои друзья, что о тебе думают, в какие ты ходишь клубы и на какие вечеринки тебя приглашают. Не знаю, может быть, я старею или совершенно свихнулся, но, по мне, лучше проторчать в тюремной камере с подростком, чем сидеть на чопорном обеде рядом с каким-нибудь денежным мешком, который нигде не работает и ни черта не способен сказать, — говоря об этом, Брэд разволновался, и Фейт невольно улыбнулась.

— Это все как будто про меня, — заметила она. — Лучший аргумент в пользу того, чтобы возвратиться в юридическую школу.

— Возможно, — ответил он. — Не знаю. Скажу одно: я понял, что в жизни надо делать что-то важное, а не заниматься недвижимостью или выслушивать хныканье по поводу налогов и помогать папашам и мамашам сохранять богатства для детей, которым давным-давно пора самим зарабатывать на жизнь. Если бы я не ушел, то наверняка убил бы кого-нибудь из них. — Брэд ненавидел работу в конторе тестя и всеми силами стремился вырваться оттуда.

— Мне так наскучило целыми днями ничего не делать, — призналась Фейт. — Кажется, время проходит зря. У дочерей своя жизнь. У Алекса — работа. Мне теперь не о ком заботиться, и не знаю, куда себя деть. Все, что от меня требуется, — торчать дома, по вечерам готовить ужин. Остается ходить по музеям и обедать с подругами.

— Тебе определенно надо возвращаться в университет, — твердо подытожил он, — если не хочешь поступать на работу.

— А что я умею делать? Я не работала с тех пор, как родилась Элоиз. А до этого была на побегушках: подай-принеси. Так вертеться можно в двадцать два года. А в моем возрасте — полная чушь. Беда в том, что я не знаю, что мне нужно. Уверена в одном: Алекса хватит удар, если я скажу, что возвращаюсь в юридическую школу.

— Наверное, это его пугает, — согласился Брэд. — Ему приятно сознавать, что тебе нечего делать и ты от него зависишь. С Пэм примерно то же. Ей нравилось, что я на них работал. А у меня от этого развивалась ужасная клаустрофобия. Уж лучше я наломаю дров и утону, но сам.

— Ну, до этого не дойдет, — успокоила его Фейт. — Судя по всему, ты прекрасно справляешься и делаешь нужные вещи. Не может быть, чтобы деньги так много для вас значили.

— Для Пэм — да. Она оценивает себя по своему успеху и по тому, какой он принес ей доход. А я думаю, что в конечном счете это не важно. Умирая, я хочу сознавать, что кого-то переделал, что сумел изменить пару жизней и спас подростка — не позволил совершить рокового шага. Но ничего подобного не произойдет, если я буду продолжать избавлять от налогов людей, у которых и без того слишком много долларов.

— Такое впечатление, что Алекс и Пэм — просто близнецы, — улыбнулась Фейт.

Она еще в детстве ценила достоинства и взгляды Брэда. Фейт расстроилась, когда Эллисон ей напомнила, что к пяти надо освободить комнату, а в шесть часов она с мужем уезжает в аэропорт.

— По-моему, все прошло достаточно хорошо, — заметила Эллисон.

Обе женщины выглядели уставшими, но зато на похороны пришло много друзей Чарльза — получился день любви и уважения.

— Ты все прекрасно устроила, — похвалила ее Фейт, а сама подумала: свидятся ли они когда-нибудь еще? И хотя они никогда не дружили, эта мысль навеяла грусть. — Чарльз был бы доволен.