Трофимов невесело кивнул.

К трибуне выходил второй оппонент — главный злодей спектакля под названием «Защита диссертации». Профессор Сивой, до прошлого года возглавлявший редакцию «Вестника Ленинградского отделения АН СССР» и смещенный с этой должности после скандала с Трофимовым, никогда не скрывал своего отношения к его научному труду. И к нему лично.

Полный, благообразный, с чрезвычайно здоровым цветом лица и пустыми глазами игрушечной мартышки, он некоторое время молча взирал на аудиторию с высоты кафедры. Предвкушал торжество расправы?

— Итак, работа, которую мне сегодня предстоит оценить перед уважаемым диссертационным Советом и представительной аудиторией, носит название «Артефакты мировой религии. Мифы и реальность», — приятно пробаритонил он, артикулируя каждое слово. — И первый вопрос, который возникает при прочтении… Мифы — да, пожалуй. Вернее — миф, один миф, в единственном числе. Миф о некоем «иудином» перстне. Который, кстати, находится неизвестно где, так что проверить экспериментальным путем его чудодейственные свойства мы не можем.

Сивой открыл рот… и улыбнулся, словно что-то вспомнил. Поднял руку, неопределенно взмахнул указательным пальцем, прислонил его к верхней губе в задумчивом жесте. Так рассказчик дает понять, что сейчас выдаст нечто забавное, возможно, парадоксальное. Возможно, для кого-то не очень приятное. Он еще раздумывает, как точнее выразить мысль, кокетливо мучает публику.

— Итак, миф есть, — промурлыкал наконец Сивой, оторвав палец от губы. — А где же реальность, товарищи?

«Вот козел!» — подумал Трофимов.

Следующие полчаса Сивой топил его — сладострастно, жестко, умело, давая иногда вздохнуть, чтобы продлить агонию.

В общем-то, недостаток у данной работы всего один. Она просто никуда не годится. От начала и до конца. Поскольку научной работой, в строгом смысле этого слова, не является. Наука основывается на фактах. Товарищ Трофимов же апеллирует к свидетельствам людей малообразованных, к рассказам, домыслам, признаниям, мемуарной литературе, протоколам царской охранки. И пытается выстроить на этом зыбком фундаменте… Что?

Собственный миф, товарищи. О якобы инфернальной природе исследуемого артефакта, его пагубном влиянии на человеческие души… Я хорошо умею читать между строк, товарищ Трофимов, и я расшифровал ваше скрытое послание. Есть дьявол, значит, есть Бог. Дьявол — зло, значит, Бог — добро. А если так, значит, идите, товарищи в церковь, дружно в ногу…

И здесь я должен вас огорчить, товарищ Трофимов: вы далеко не первый, кто проповедует богоискательство. Личности куда более крупные, заметные, чем вы, уже застолбили этот островок бесплодной земли. Здесь и Мережковский, и Минский, и Бердяев, и Зинаида Гиппиус… Боюсь, вам на этом островке места уже не осталось, разве что на верхушке какой-нибудь пальмы… Так что даже в этом, весьма спорном, контексте вами не сказано ничего нового…

Иван слышал все это как сквозь вату. Сердце тревожно колотилось.

Весь доклад он просидел, уткнувшись взглядом в пол, бледный, застывший, взбешенный. Члены диссертационного Совета, напротив, реагировали оживленно. Кивали, улыбались, иногда кто-то даже всхохатывал негромко — видимо представив себе Трофимова в набедренной повязке папуаса, взбирающегося на одинокую пальму…

— Секундочку! А вы сам, товарищ Сивой, собственно, за какую команду болеете — за Бога или за дьявола?

Он сперва даже не понял, что к чему. Последние полчаса голос доцента Сивого уверенно трубил победный марш, трубил, трубил — и вдруг кто-то швырнул картофелину прямо в сверкающий медный раструб…

Пф, пф, пф… Труба заглохла.