V

Очертя голову ринуться вперед и за руку вытащить Гвен из танцевального круга было бы не в характере Брайана. Вот если бы она проплыла мимо него, он бы поклонился с величайшим почтением и предоставил ей сделать следующий ход. Нельзя сказать, что он разозлился на дочь, — видимо, во всем была повинна хозяйка дома, но он разозлился на эту систему, которая допустила, чтобы такая кроха, замаскированная под взрослую девушку на выданье, танцевала на полупубличном балу.

На другой день в своем университетском клубе он бродил от одной группы к другой, то и дело останавливался перекинуться с кем-нибудь парой слов, но не переставал высматривать Гвен, с которой договорился встретиться именно здесь. Когда толпа начала дрейфовать в направлении стадиона, он позвонил в дом семейства Рэй и выяснил, что дочь еще там.

— Тогда нам лучше встретиться прямо на стадионе, — сказал он, радуясь, что предусмотрительно вручил ей билет. — Я хочу прийти пораньше и посмотреть разминку.

— Пап, мне ужасно стыдно, но билета у меня нет. — Голос ее звучал приглушенно и мрачно. — Я где только не искала, а потом вспомнила, что засунула его дома за раму зеркала вместе с какими-то приглашениями — хотела полюбоваться, а потом забыла…

Их разговор прервали; мужской голос настойчиво спрашивал, есть ли в клубе свободные номера и доставил ли официант корзину с закусками для Томаса Пикеринга, выпускника девяносто шестого года. Еще минут десять Брайан пытал телефонную трубку: хотел посоветовать дочери купить самый дешевый билет на верхнюю трибуну, а потом пробиться к нему, но на линию связи распространилось умопомрачение принстонской толпы.

Поглядывая на часы, мимо телефонной кабины спешили зрители, боявшиеся пропустить начальный розыгрыш; еще пять минут — и мимо кабины уже не спешила ни одна живая душа; Брайан покрылся испариной. Сам он в бытность студентом играл за команду первокурсников; американский футбол значил для него, по всей видимости, не меньше, чем война и шахматы — для его деда. Внезапно его охватила досада.

— В конце-то концов, она вчера с приятностью провела время; я тоже имею право. Не хочет — не надо. Значит, ей неинтересно.

Но по дороге на стадион Брайан разрывался между ревом толпы, с краткими интервалами грохотавшим за массивной стеной, и видением Гвен, которая сбивается с ног в поисках драгоценной бумажки, поблескивающей бесполезным глянцем в домашнем зеркале.

Он посуровел.

— Вот к чему приводит несобранность. Пусть это послужит ей уроком — лучше всяких нотаций.

Тем не менее у входа Брайан опять помедлил; они с Гвен были очень близки, и он даже сейчас мог бы за ней заехать, но оглушительные вопли трибун заставили его сделать выбор; на стадион он вошел с горсткой последних припозднившихся болельщиков.

Пробираясь к своей трибуне, он издали заметил, что ему машут рукой, и услышал оклики.

— Сядь, — вполголоса приказал он и, переведя дыхание, опустился на свое место. — Людям из-за тебя не видно. Неужели ты нашла билет?

— Нет, папочка. Я так расстроилась, просто ужас… а это Томми Рэй, пап. У него тоже нет билета — он держал место до твоего прихода. Он может сидеть где угодно, потому что…

— Успокойся, малышка! Потом расскажешь. Как дела на поле? Что на табло?

— На каком табло?

Томми, который освободил место и теперь стоял на ступеньках в проходе, сообщил: ноль — ноль; Брайан с головой погрузился в игру.

По окончании первого периода он расслабился и спросил:

— Как вы сюда проникли?

— Понимаешь, Томми Рэй, — она перешла на шепот, — этот мальчик, который со мной, — сегодня дежурит на контроле.