Город Глинск лежал в уютной котловине на берегу небольшой реки. Окрестные холмы были покрыты зелеными пятнами березовых рощиц, вид которых почему-то вызывал в душе немного печальное чувство. Может быть, дело было не только в пейзаже. Среди поэтических кущ заметно выделялось мрачноватое монументальное строение – особняк и надежно огороженная территория вокруг него. Судя по описанию, которым располагали Гуров и Мария, это и было жилище именитого родственника. Они знали, что Булавин не сам строил дом, а лишь купил его, но теперь этот выбор показался им странным. Человек со вкусом (а Булавин несомненно обладал хорошим вкусом) вряд ли бы прельстился таким творением рук человеческих. При взгляде на «замок» – именно так про себя окрестил дом художника Гуров – создавалось впечатление, что заказчик этого строения не вполне понимал, чего хочет, а просто старался поскорее вложить в строительство как можно больше денег и при этом сильно торопился. Очевидно, что его больше интересовали объемы строительства, а не эстетика и будущие удобства. Возможно, позднее он спохватился и продал дом с большим облегчением, но вот зачем это во многом нелепое здание покупал Булавин, было не совсем ясно.

Впрочем, Гуров с Марией решили, что это не их дело.

– Просто будет лишний повод поскорее вернуться домой, – с улыбкой заметил Гуров. – У нас, правда, башен и бастионов не имеется, но все равно дома лучше, как сказано в пословице.

– В самом деле, если у Эраста Леопольдовича и внутри так же мрачно, как и снаружи, то вряд ли гости могут чувствовать себя в этом обиталище комфортно, – вздохнула Мария. – Но эти великие люди всегда так своеобразны! Возможно, его прельстила именно некая трагичность, которая будто разлита здесь повсюду, и дом является для него как бы реальным воплощением этого чувства.

– По-моему, это как-то уж очень закручено, – покачал головой Гуров. – Ничего не имею против чувств, но это не мой курятник. Из опыта я знаю, что люди, как правило, руководствуются в своих поступках материальными причинами, а если дело касается больших денег, то про чувства вообще никто не вспоминает. Поэтому думаю, что твой родственник тоже имеет какой-то особый расчет.

– Ты невыносимо прозаичен, Гуров! – снова вздохнула Мария. – Боюсь, с Эрастом вы общего языка не найдете. Тем более, я слышала, он страшно не любит милицию, КГБ и вообще... В былые времена он немного диссидентствовал, самую малость, но неприятности у него были, и, как говорится, осадок остался. Правда, тот период продолжался недолго.

– Это опять же подтверждает мою теорию, – важно сказал Гуров. – Твой Эраст Леопольдович тоже в конце концов предпочел точный расчет чувствам и не прогадал. Думаю, если бы он продолжал диссидентствовать, средств на приобретение таких мрачных построек у него не появилось бы. Но я согласен на время нашего визита сменить профессию. Хочешь, я назовусь каким-нибудь менеджером по рекламе? Или страховым агентом?

– Лучше назовись коммерческим директором фирмы игрушек, – подхватила Мария. – В этом случае прокола быть не может. Вряд ли Эраст Леопольдович интересуется игрушками, а с виду ты стопроцентный директор – представительный джентльмен с седыми висками, в прекрасно повязанном галстуке, немногословный и уверенный в себе – это то, что нужно.

– Ты настаиваешь на том, что немногословный? – поинтересовался Гуров. – Ловлю на слове. Прекрасно буду чувствовать себя в этой роли. Договорились.

Дорога разделилась на две полосы. Более широкая продолжила свое течение в сторону городского массива, а полоса поуже повернула в сторону «замка».