Дверь с лязгом захлопнулась.

У Ирины навернулись слезы. Как она ни старалась сдержаться, ничего не получалось. Истерика продолжалась больше часа. Стоять на шпильках возле стены было невыносимо. Пол слишком холодный, чтобы встать на него босыми ногами. К стене не прислонишься. Голая спина прилипала к влажному ледяному бетону.

Ирина сняла одну туфлю и обломала каблук, потом сделала то же самое со второй туфлей. Какое-то время она могла сидеть на корточках, но ноги очень быстро затекали, и она с трудом опять вставала. Слезы высохли, осталась только злость. В какие-то минуты ей казалось, что она теряет сознание. Перед глазами плавали красные круги. Она не хотела ни есть, ни пить, ей хотелось курить.

Она не знала, который теперь час, день или ночь, что с ней будет дальше, а главное — дети!

Когда ноги и тело одеревенели окончательно, дверь вновь отворилась. Ей показалось, что прошел год с того момента, когда она очнулась в этом каземате.

Один охранник опустил в воду гаечный ключ на высоком костыле, нащупал в мутной жиже гайку и несколько раз повернул рычаг. Вода начала отходить и вскоре слилась в трубу. Второй охранник вошел в камеру и отстегнул лежак от стены. Доски приняли горизонтальное положение, натянув цепи, не позволяющие лежанке упасть.

— Отдыхай, дочка, — тихо сказал пожилой охранник и незаметно сунул ей платок в руку, прикрывая свой жест спиной от напарника. — Спи. Утром тебя выпустят.

Они ушли, заперев за собой ворота ада.

У Ирины ноги не сгибались, и потому она не села, а грохнулась на доски. Теперь они ей казались мягче перины. Какое счастье!

Она развернула платок. В нем лежали небольшой сухарик, помятая сигарета, одна спичка и отломанный кусочек серы от коробка.

Ирина улыбнулась. Большего счастья ей и не надо. Человек по сути своей животное непривередливое. Ко всему привыкает и умеет ценить Божьи подачки. Вот и ей повезло. Пир на весь мир. Она прикурила, затянулась, и у нее закружилась голова. Ирина откинулась назад и с трудом занесла ноги на лежанку. Отключилась она раньше, чем докурила сигарету. Та дотлевала на полу, сухарик так и остался зажатым в руке.

Сейчас она вспоминала карцер с содроганием. Ее переселили в другой коттедж. Там не было телевизоров, каминов и ковров. Комнатки маленькие, и в каждой стояли две узкие больничные койки и тумбочка возле каждой.

Ирина огляделась. На соседней кровати спала Оксана, молоденькая, хорошенькая куколка из Винницы. Ей еще шестнадцати не исполнилось. В борделе работала больше четырех месяцев. Глупышка. Жаль девчонку, да только ничем ей не поможешь. Их четырех привезли из Винницы. Теперь они такие же пленницы, как и Ирина. И ведь тоже никто не заставлял. Приехали в город люди, плакаты развесили: крупная модельная фирма с импортным названием объявляет конкурс девушек до двадцати лет в столичную школу топ-моделей с практикой в странах Европы.

На конкурс весь город собрался. Родители сами своих дочерей за руку приводили. Красавиц море, глаза разбегаются. Две недели шел отбор. Тут тебе и слезы, и радость, и мечты, и разочарование. Оксане «повезло», ее отобрали. И еще трех девушек. Грамоты им выдали, билеты до Москвы купили, а там их должны встретить агенты модельного бизнеса. Но удивительно, что конкурс прошли три девочки из детдома и одна сирота из Харькова, учившаяся в кулинарном училище. Нет, никто не спорил. Девушки достойные. Соперниц у них было не так много. Вот только самую красивую, получившую приз зрительских симпатий, не взяли. Дело в том, что у нее папа руководитель администрации города. Папаша был страшно возмущен. Его дочь и вдруг забраковали. Даже хлопотал. Но ему сказали, что жюри неподкупно и вопрос решен.

В Москве девушек встретила «газель» без матовых стекол и прямиком доставила в Ватутинки. Двух дней хватило, чтобы обломать строптивый дух очаровательных хохотушек. Слезы лишь первое время лили. Потом свыклись.