Изменить размер шрифта - +
[…] Сталкиваемся со Шмидтами и Варшавскими. Полевицкая обращается к Яну с просьбой:

— Напишите мистерию, мне так хочется сыграть Божью Матерь или вообще святую, зовущую к христианству…

— Постараюсь, — говорит, смеясь Ян.

— Да, пожалуйста, — умоляющим тоном настаивает она. […]

Когда дождь прекращается, мы уходим.

— Господи, — вздыхает Ян, — какое кощунство и в какое время! Играть Богоматерь, и перед такими скотами! Неужели она не понимает? […]

 

3/16 июня.

Год, как мы в Одессе, как не похожа она на прошлогоднюю, немецкую. Та была еще нарядная, уже стояли жары, и ветчина стоила всего 6 рублей… теперь она стоит 48 рублей фунт, то есть в восемь раз дороже. Хлеб сегодня стоил 22 рубля фунт. Клубника стоила одно время 30 рублей за фунт, а сегодня 10, но и это нам не по карману.

Все еще прохладно, — это наше счастье, а то в городе в жару будет очень трудно.

Сколько мы пережили за этот год, год беженства. Одни «смены власти», как говорит наша горничная, чего стоют!

Вид города сильно за год изменился. Все ходят в чем попало. У детей вместо туфель деревянные сандалии, которые очень приятно стучат по тротуарам. На всех углах продают разную снедь, — можно дома и не готовить.

 

4/17 июня.

У Яна повышенная температура. Днем он был очень бледен, а ночью мешал спать кашель. […]

Перед сном мы с Яном вспоминали Ростовцевых, Котляревских, их журфиксы и салоны, и как все это странно, точно с другой планеты. Могли выходить из дому, когда хотели, зажигать электричество и так далее, а теперь… […]

 

6/19 июня.

[…] Мы часы не переставили и живем по-прежнему. Говорят, опасно ходить по улице с часами, на которых Божеское время. Уже родился рассказ, как один красноармеец спросил у одного господина — «Который час?». Тот вынул часы и сказал. Красноармеец увидел, что время старое, схватил часы и растоптал.

 

11/24 июня.

Вчера целый день была занята стиркой, сегодня полоскала, развешивала. Физический труд приятен, но досадно, что он утомляет так сильно, что нет уже сил заниматься умственным. […]

Есть слух: подписан мир и взят Харьков. […]

На днях Ян принес известие, что в Одессу присланы петербургские матросы, знаменитые своей беспощадностью.

Были как-то у нас Варшавские. Они серьезно думают бежать на дубке в Крым. Живут они на проданные драгоценности. А что дальше делать, когда все проедят? В Крыму цены на все нормальные. […]

По улицам на каждом шагу подводы с награбленным буржуйским добром. Многие дома стоят почти пустыми. Куда же все увозится? […]

Третьего дня узнали, что Недзельский едет таки в Москву. Скептицизм Яна на этот раз не оправдался. Бросаемся писать письма. […]

Пешком несемся в Отраду. Боимся опоздать. Там Кипен. Вл. Ос. в красноармейской форме. Все волнуемся. Может поездка окончиться всячески. Он везет в Москву деньги, которые зашивает в полу солдатской шинели. Жена, видимо, волнуется, но сдержанна. […]

До чего дожили: из Одессы в Москву, все равно, как в сказке о Змее-Горыныче, и сколько всяких застав в виде тифа, холеры, крушения поезда и, наконец, че-ка.

[…] узнали, что в Киеве опять «в проведение в жизнь красного террора» расстреляли еще нескольких профессоров, среди них Яновский. И я вспоминаю высокую фигуру этого знаменитого профессора-медика […]

Утром сегодня, рано, пришел Федоров. Очень кстати. Они с Яном мне выжали белье. Сделали это быстро и весело. […] Они не голодают, жена целый день занята хозяйством […]

[…] Фельдман предлагал употреблять буржуазию, вместо лошадей, для перевозки тяжестей.

Быстрый переход