Мсье Бернардье потрогал рукой левую бровь: признак того, что он начинает нервничать не на шутку. Под бровью был старый шрам, который зарос давным-давно, но в минуты волнения краснел и чесался. Мадам Бернардье даже несколько засомневалась в успехе своей дипломатии, но не отступила:

– И за эти годы я ни разу не пожалела об этом. – Тут мадам Бернардье отчасти слукавила, но цель стоила того. – Что ты думаешь о семействе Амикошонов? У них хороший дом, сеть магазинов, правда, сама мадам Амикошон несколько вульгарна.

Мсье Бернардье закряхтел.

– Да, ты прав, – радостно согласилась мадам Бернардье, – дочка наверняка пойдет в нее. Я тоже считаю, что породниться лучше все-таки с Вольпиньяками. Это очень достойная семья, и малышка Николет – настоящий ангелочек.

– Селин, – мсье Бернардье отшвырнул газету, – я лично ничего не имею против Вольпиньяков...

Но мадам Бернардье, не дав ему закончить, быстро произнесла:

– Отлично, милый, я сегодня же приглашу их на ужин!

– Ради всего святого! Селин! Только без меня! У меня сегодня исключительно ответственные переговоры, я вернусь очень поздно! – И он яростно почесал свою левую бровь.

Тем не менее дипломатическая мадам Бернардье осталась вполне довольна результатами собственных не менее ответственных переговоров.

– Ты как всегда прав, дорогой, мы с мадам Вольпиньяк и детьми просто выпьем кофе, так получится более непринужденно и менее официально.

Жорж заметно стеснялся нарядной кокетливой мадемуазель Вольпиньяк, пальчики которой небрежно поигрывали новенькой блестящей цепочкой и кулоном. Мадам Бернардье сразу пожалела о собственном замысле простой и непринужденной обстановки, поэтому достала из серванта самый дорогой сервиз и фамильное серебро.

Матери, которые были старинными школьными подругами, болтали обо всем на свете, а дети, молча и поминутно отводя глаза, рассматривали друг друга. Жорж рассеянно вертел печенье и, неожиданно уронив его в свою чашку, принялся зачем-то крошить и размешивать печенье ложечкой, расплескивая кофе на скатерть. Николет беззвучно хихикнула и показала матери глазами на Жоржа.

Жорж покраснел, окончательно смутился и неловко опрокинул чашку. Николет успела поймать ее на лету и, старательно промокнув своей салфеткой скатерть, поставила несчастную чашку на блюдце. От этого Жорж покраснел еще сильнее.

– Жорж, ты как маленький, мне даже неудобно, – сказала мадам Бернардье.

– Не нападай на сына, дорогая, – пришла на помощь Жоржу мадам Вольпиньяк, – подумаешь, с кем не бывает.

Жорж благодарно улыбнулся гостье и в поисках дополнительной защиты посмотрел на Николет. Она ответила улыбкой, но не произнесла ни единого слова.

– Ладно, Жорж, все в порядке, – успокоила сына мадам Бернардье, – мы с мадам Вольпиньяк еще поговорим, а ты покажи Николет свои коллекции.

Жорж увел Николет, и они затихли в его апартаментах. Подруги тоже какое-то время сидели молча. Потом мадам Вольпиньяк, сразу высоко оценившая замысел мадам Бернардье, доверительно шепнула:

– Мне так интересно, Селин, что они там делают?

– Давай я аккуратненько посмотрю, – шепотом предложила мадам Бернардье, на цыпочках подошла к двери и заглянула в щелку.

– Картинка! Сидят на полу, как голубки, и очень увлечены друг другом, – сообщила она. – Жорж показывает каталоги машин и хвастается своим «вольво». Слушай, она еще ближе к нему подсела. Невероятно!

– Моя Николет?

– Конечно, – продолжала подглядывать мадам Бернардье, – может, мне стоит войти? Он уже гладит ее по ручке.

– Лучше отойди от двери. Не съест он ее.

Мадам Бернардье пожала плечами.

– Но чтобы сразу такие нежности!

Она все-таки отошла от двери, и подруги принялись вспоминать свои ученические годы.