Сарай был огорожен стальной сеткой, увитой виноградной лозой; сквозь ячейки сетки торчали острые шипы живой изгороди. Низкая калитка, когда-то представлявшая часть черного железного забора, тоже была заперта на цепь и висячий замок. На желтой пластиковой ленте вдоль цепи виднелась надпись:
«Вход воспрещен. Распоряжение шерифа графства Чарлстон».
Сол медлил. Было тихо. Слышались лишь барабанная дробь дождя по графитной крыше каретного сарая и шум капель, падающих с кустарника на землю. Он ухватился руками за высокий забор, поставил левую ногу на перекладину калитки, с секунду неуверенно балансировал над ржавыми острыми штырями, затем спрыгнул во двор.
На секунду Сол замер, опершись руками о мокрые плиты, чувствуя, как судорогой сводит правую ногу; он слышал лихорадочный стук своего сердца; во дворе неподалеку вдруг залаяла собака, потом лай прекратился. Сол быстро прокрался мимо цветочной клумбы и перевернутой ванночки для птиц к деревянному крыльцу, которое явно было пристроено к кирпичному дому гораздо позже, чем был возведен сам дом. Дождь, сумерки и мерный стук капель, падающих с живой изгороди, казалось, приглушали отдаленные звуки и усиливали шум шагов и шорох, производимые Солом. Слева за стеклами он различил растения: там с садом сливалось помещение оранжереи; Ласки нажал на затянутую сеткой дверь, ведущую к крыльцу. Она открылась со ржавым скрипом, и Сол ступил в темноту.
Крыльцо оказалось длинным и узким, оно пахло плесенью и землей, Сол различил темные силуэты пустых глиняных горшков, стоящих вдоль стеллажей у кирпичной стены дома. Внутренняя дверь, массивная, со вставленным в нее тонированным стеклом, с прекрасными резными краями панелей, была надежно заперта. Сол знал, что тут должно быть несколько замков. Он также не сомневался, что у старухи здесь установлена сигнальная система, но она почти наверняка внутренняя и не связана с полицейским участком.
А что, если полиция все-таки подсоединила эту систему к участку? Сол тряхнул головой и подошел к узким окнам, видневшимся между стеллажами. Ему удалось разглядеть белую громадину холодильника. Вдруг послышался отдаленный раскат грома; дождь с удвоенной силой застучал по крышам и живым изгородям. Сол принялся переставлять горшки, выстраивая их в пустых промежутках на полках; потом он отряхнул с рук чернозем и снял с подставки опустевший метровый стеллаж. Окна над грубо сделанной подставкой были закрыты на задвижку изнутри. Сол на секунду замер, упершись пальцами в стекло, и, выбрав самый большой и самый тяжелый из глиняных горшков, ударил им по окну.
Звон разбитого стекла показался Солу ужасно громким, громче, чем раскаты грома, последовавшие сразу за вращающимися отражениями молний, которые превратили неразбитые стекла окна в зеркала. Он замахнулся вновь и разнес бородатый силуэт собственного отражения, а заодно и вертикальную перегородку окна, осторожно вытащил торчащие осколки стекла и попытался во тьме нашарить задвижку. От внезапной детской мысли, что его могут схватить за руку, у него похолодела спина. Он нащупал цепочку и потянул. Окно раскрылось наружу. Протиснувшись в него, Сол ступил на пластик и осколки стекла, потом тяжело спрыгнул на пол кухни.
В старом доме все время раздавались какие-то звуки. Сразу за окнами по водостоку струилась дождевая вода. В холодильнике тоже что-то гудело, причем с таким буханьем, что у Сола душа ушла в пятки. Он отметил про себя, что электричество не отключено. Откуда-то донесся слабый скребущий звук, словно по стеклу скребли ногтем.
Из кухни в другие помещения вели три двери. Сол выбрал ту, что оказалась прямо перед ним, и вышел в длинный коридор. Даже в тусклом свете он различил то место в нескольких шагах от двери в кухню, где темный, натертый до блеска паркет был разбит в щепки. У подножия широкой лестницы он остановился, почти уверенный, что найдет там обведенные мелом силуэты тел на полу, как в американских детективах, которые он так любил смотреть. |