Натали быстро оглянулась — удостовериться, что за дверью в коридоре никого нет. Справа от нее находился туалетный столик с витражными стеклами. На пожелтевшей салфетке были разложены гребни и щетки с застрявшими между зубцами клочьями голубых волос. Слева стояла гора немытых подносов с чашками и грязными тарелками. В раскрытом шкафу валялось испачканное белье и одежда, здесь же в грязи лежали медицинские инструменты, а на двухколесных каталках высилось четыре кислородных баллона. Краны на двух из них были отвинчены, и именно оттуда в пластиковую палатку старухи и поступал кислород. Запах в спальне стоял невыносимый, ее, видно, никогда не проветривали. Услышав слева какой-то шорох, Натали вздрогнула. Две огромные крысы шмыгали по тарелкам и грязному белью, не обращая никакого внимания на людей, будто их здесь и не было. Натали подумала, что это не так уж далеко от истины.

Три амбулаторных трупа синхронно, в унисон, разлепили губы.

— уходи, — заныли они недовольными детскими голосами. — Я больше не хочу играть. — Искаженное, удлиненное морщинами кислородной маски лицо старухи задвигалось вверх и вниз, когда беззубый рот начал издавать мокрые чавкающие звуки.

Три пешки одновременно подняли правые руки. В зеленоватом сиянии экрана осциллографа блеснули короткие лезвия скальпелей. «Всего трое?» — подумала Натали. Она чувствовала, что их должно быть больше, но усталость, страх и боль мешали ей думать. Сейчас нужно сосредоточиться и сказать что-то важное, хотя Натали еще не знала, что именно. Может, объяснить этим зомби и лежащему за их спинами монстру, что ее отец был хорошим человеком, очень нужным людям и ей, Натали, и его нельзя было вот так запросто вычеркнуть из жизни, как эпизодический персонаж в плохом фильме. Любой человек — все люди — заслуживают большего уважения. Что-то в этом духе.

Но тут другая тварь, бывшая когда-то хирургом, засеменила навстречу Натали, а за ним двинулись и обе женщины. Натали метнулась влево, открыла кран кислородного баллона и изо всех сил швырнула его в доктора Хартмана. Но промахнулась. Баллон оказался невероятно тяжелым. Он с грохотом рухнул на пол, сбил с ног Нэнси Варден и покатился под кровать, распространяя по комнате чистый кислород.

Хартман резко замахнулся скальпелем на девушку. Натали отскочила, но недостаточно быстро. Она толкнула тележку с пустым баллоном, так что та оказалась между ней и нейрохирургом. И с удивлением увидела, что тонкий разрез на ее блузке окрашивается кровью.

В комнату на локтях вполз Калли.

Натали почувствовала, что ее ярость достигла предела. Все они — она, Сол, Робен, Коуэн, Джексон и Зубатка — зашли уже слишком далеко, чтобы остановиться. Возможно, Сол и оценил бы парадоксальность всего происходящего, но Натали не любила парадоксов. Невероятным усилием она оторвала от пола семидесятифунтовый кислородный баллон и швырнула его прямо в лицо доктору Хартману. Когда баллон вместе с телом доктора рухнул на пол, пусковой клапан отскочил у него сам по себе.

Но к Натали уже ползла Нэнси Варден и бежала сестра Олдсмит с зажатым в воздетой руке скальпелем. Натали набросила желтую от мочи простыню на голову сестре и нырнула вправо. Та, потеряв ориентацию, врезалась в шкаф. Через секунду лезвие скальпеля распороло тонкую ткань.

Натали схватила серую наволочку, но тут Нэнси Варден удалось поймать девушку за щиколотку. Тяжело повалившись на вытертый ковер, Натали пыталась свободной ногой отбиться от женщины. Мать Джастина потеряла скальпель, она продолжала крепко держать Натали за ногу, вероятно, намереваясь затащить ее вместе с собой под кровать.

На расстоянии футов трех от них полз Калли. От полученных ранений стенки брюшины у него просели, кишки волочились следом за ним.