* * *

Они поехали из исторической части города на юго-запад; Сол катил в своей взятой напрокат «Тойоте» за зеленой «Новой» девушки. Они пересекли реку Эшли по Семнадцатому шоссе и через несколько минут остановились в районе, называющемся Сент-Эндрюс. Дома здесь были белые, обитые досками, район приличный, но населенный в основном рабочим классом. Сол остановился на подъезде к дому за машиной Натали Престон.

Внутри дом был чистый и удобный — настоящий дом. Большую часть места в небольшой гостиной занимало тяжелое старинное кресло и такая же тяжелая софа. В камине все было готово, чтобы зажечь огонь; белая каминная доска уставлена горшками со шведским плющом и многочисленными семейными фотографиями в металлических рамах. На стенах тоже висели фотографии, но то были скорее произведения искусства, а не семейные сценки. Сол переходил от фотографии к фотографии, пока Натали включала везде свет и развешивала свое пальто.

— Ансельм Адаме. — Сол пристально вгляделся в потрясающую черно-белую фотографию небольшой деревни в пустыне и кладбища, отсвечивающего при свете бледной луны. — Я про него слышал.

На другой фотографии тяжелые волны тумана накатывали на город на холме.

— Майнор Уайт, — подсказала Натали. — Отец был знаком с ним где-то в начале пятидесятых.

Тут же висели фотографии Имоджин Каннингам, Себастьяна Милито, Джорджа Тайса, Андре Кертеша и Роберта Франка. Картина Франка заставила Сола остановиться. Человек в темном костюме и с тростью стоял на крыльце старинного дома или отеля. Лестничный пролет, ведущий на второй этаж, скрывал его лицо. Солу захотелось сделать два шага влево и посмотреть на это лицо.

— Жаль, что я не знаю имен, — сказал он. — Они, наверно, известные фотографы?

— Некоторые из них — да, — ответила Натали. — Эти литографии теперь, наверно, стоят в сто раз дороже, чем тогда, когда отец покупал их, но он их ни за что не продаст. — Она замолкла.

Сол взял в руки снимок — негритянская семья на пикнике. У женщины была теплая улыбка и короткие черные волосы, завитые в стиле начала шестидесятых.

— Ваша мать?

— Да, — кивнула Натали. — Она погибла в глупой катастрофе в июне шестьдесят восьмого. Два дня спустя убили Роберта Кеннеди. Мне тогда было девять лет.

На фотографии маленькая девочка стояла на складном столике и улыбалась, глядя на отца. Рядом Сол заметил портрет отца Натали, когда он был постарше, — серьезный и довольно красивый мужчина. «Тонкие усики и светящиеся глаза делают его похожим на Мартина Лютера Кинга, — подумал Сол, — только без этих свисающих щек».

— Прекрасный портрет, — сказал он.

— Благодарю вас. Я сделала его прошлым летом. Сол оглянулся.

— А нет фотографий, сделанных вашим отцом?

— Это здесь. — Натали провела его в столовую. — Папа не хотел, чтобы они висели рядом с другими.

На длинной стене над кабинетным пианино, напротив стола, помещались четыре черно-белые фотографии. Две из них были этюды — игра света и тени на стенах старых кирпичных домов. Одна — очень широкая перспектива: необычно освещенный пляж и дальше — море, уходящее в бесконечность. На последней была изображена дорожка в лесу; все в целом представляло собой решение сложной задачи соотношения плоскостей, света, тени и композиции.

— Потрясающе! — воскликнул Сол. — Только здесь нет людей.

Натали тихо рассмеялась.

— Верно. Папа делал портреты ради хлеба насущного, поэтому он говорил, что ни за что не согласится заниматься этим еще и как своим хобби.