|
Если бы существовал специальный комитет по согласованию требований к человеческой внешности, то ее глаза, нос, рот, кожа и, собственно, вся она прошла бы по минимально допустимым требованиям. К примеру, рот ее был именно тем, что подразумевает само это слово, не более того: обрамленной губами впадиной чуть ниже носа.
Она подняла взгляд от колен и встретилась глазами с Мэри, но тут же уставилась в пол и задал а следующий вопрос:
— А что вы делаете — в смысле, чем зарабатываете на жизнь?
— Раньше работала в театре.
— Актриса! — Эта новость явно взбудоражила Кэролайн. Она неловко изогнулась в кресле, так, словно ни сидеть прямо, ни расслабить спину больше не могла.
Мэри покачала головой:
— Я работала в женской театральной труппе. Три года все у нас шло хорошо, но теперь труппа распалась. Слишком много спорили между собой.
Кэролайн нахмурилась:
— Женский театр?.. Одни актрисы?
— Некоторые из нас хотели, чтобы в спектаклях были заняты и мужчины тоже, хотя бы время от времени. Другим казалось, что все должно идти так, как шло, старались блюсти чистоту идеи. Из-за этого труппа в конце концов и распалась.
— Пьеса, в которой заняты только женщины? Я не понимаю, как такое вообще возможно. Что же может в таком случае происходить на сцене?
Мэри рассмеялась.
— Происходить? — повторила она.
Кэролайн явно ждала объяснений. Мэри понизила голос чуть не до шепота и говорила теперь, полуприкрыв рот рукой, так, словно пыталась спрятать улыбку:
— Ну почему бы не вообразить пьесу о двух женщинах, которые только что познакомились и сидят, разговаривают на балконе?
Кэролайн просияла.
— Ну да, конечно. Но скорее всего, они все-таки ждут мужчину. — Она посмотрела на наручные часы. — Когда он вернется, они перестанут, разговаривать и пойдут в дом. И что-то произойдет…
Внезапно Кэролайн начали бить изнутри мелкие дробные смешки, это был бы настоящий смех, если бы она так прилежно не пыталась его подавить. Она выпрямилась в кресле и изо всех сил старалась не открывать рта. Мэри с серьезным видом кивнула и отвела глаза. Потом, резко набрав полную грудь воздуха, Кэролайн опять успокоилась.
— Как бы то ни было, — сказала Мэри, — я осталась без работы.
Кэролайн выгибала позвоночник то в одну, то в другую сторону; казалось, не было такой позы, которая не причиняла бы ей боль. Мэри спросила, не принести ли ей подушку, но Кэролайн, покачав головой, ответила:
— Больно бывает, когда я смеюсь.
Когда Мэри спросила о причинах этого несчастья, Кэролайн опять покачала головой и закрыла глаза.
Мэри вернулась в свою прежнюю позу и принялась смотреть на звезды и на огоньки рыбацких лодок. Кэролайн часто и шумно дышала, не открывая рта. Через несколько минут, когда дыхание у нее немного успокоилось, Мэри сказала:
— В каком-то смысле вы, конечно, правы. Самые лучшие роли, как правило, пишутся для мужчин, и на сцене, и в жизни. При необходимости мы сами играли мужские роли. Удачнее всего у нас это получалось в кабаре, где можно было вволю над ними поиздеваться. Однажды мы даже поставили чисто женского «Гамлета». Причем довольно успешно.
— «Гамлета»? — Кэролайн произнесла это слово так, как будто в первый раз его услышала. И оглянулась через плечо. — Я этой пьесы так и не прочла. И в театре не была ни разу, с самой школы.
И тут в галерее у них за спиной зажегся яркий свет, сквозь стеклянные двери осветив балкон и нарезав его полосами глухой черной тьмы.
— Это не та пьеса, в которой призрак?
Мэри кивнула. Она вслушивалась в звук шагов, которые проследовали через всю галерею, а теперь вдруг резко замерли. |