– Мне вроде положено любить боль, – сказала женщина, кружа вокруг Вакса. Их «танец» продолжался: Вакс старался держаться достаточно далеко, чтобы не пропустить удара, но не настолько, чтобы позволить ей отскочить и поднять скоростной пузырь. – Этого я о нем не знала. Только недавно поняла. В тоннеле. Он любит боль. Значит, и я должна. Упиваться страхом. Наслаждаться муками.

Вакс промолчал, выдерживая нужную дистанцию.

– Знаешь почему? – Женщина сделала ложный выпад, и Вакс отскочил. – Я тоже поначалу не знала. А как узнала, то ошалела! С виду и не скажешь. Но чем больше я задумывалась, тем логичнее это казалось. Он наверняка любит боль. Иначе давно бы свел счеты с жизнью. Другие варианты кажутся совсем невероятными.

Она бросилась на Вакса, вынудив отпрыгнуть чуть дальше необходимого. Женщина тут же метнулась в противоположном направлении, перекатилась по полу и превратилась в пятно. Вакс выругался и продолжил отступать, заметив краем глаза кое-что, способное помочь в отступлении. Секунду спустя он встретился спиной с Уэйном.

– Ну как оно? – спросил Уэйн.

– Могло быть лучше, – ответил Вакс.

– Согласен, – буркнул Уэйн и поднял вокруг них свой пузырь. – Хочешь попробовать что-нибудь новенькое? Устроить встряску? – Он покрутил пальцами дуэльную трость.

– Не откажусь.

Уэйн подкинул трость, а Вакс бросил ему Виндикацию, заряженную алюминиевыми пулями.

– Туманными не стреляй, – посоветовал Вакс, ловя трость. – Их переключает крючок наверху.

Пузырь исчез, и Вакс схлестнулся с Гетрудой на тростях. Дерево затрещало почти так же громко, как Виндикация, когда Уэйн выпустил несколько пуль в Думада.

Вакс улыбнулся, услышав этот звук. В каком-то смысле глупо было радоваться, что твой друг стреляет из пистолета. Но тут важно было не само действие. А то, что душевные раны Уэйна наконец затянулись.

Вакс отразил серию ударов тростью. Противница была мастеровитее его в рукопашной, но внезапная перемена тактики смутила ее. Она приняла более защитную стойку, и Ваксу даже удалось перейти из обороны в атаку, ударив женщину в бедро. Он искал место, где под кожу была вшита метапамять – для того, чтобы на нее не могли повлиять алломанты.

«Не в бедрах», – сделал вывод Вакс, ударив по другой ноге. Женщину, как и Уэйна, такие удары не тревожили. Да, в ее глазах читалась боль, но улыбка становилась только шире. Однако в ней не было заметно той эйфории, в которую впадали люди, действительно любившие боль. Она пыталась силой заставить себя думать так, как, по ее мнению, думал Уэйн.

В некотором смысле это пугало гораздо сильнее.

Наконец она перешла к более агрессивным атакам, и Вакс, получив удар в бок, от которого, кажется, треснуло ребро, был вынужден отступить. Рука еще болела от попадания шрапнели и, ржавь… он начал уставать.

Поэтому, когда Уэйн снова оказался рядом, Вакс вернул ему трость и поймал обратно Виндикацию. Уэйн расстрелял все патроны, кроме туманных.

– Опять увиливаешь? – зевнув, спросила женщина. – Мне-то что, так только веселее. Ты так забавно извиваешься. Но всю ночь я на это глазеть не хочу.

Ваксу нужна была радикальная смена тактики. Стальным зрением он отыскал подходящий металлический предмет – дверной ограничитель. Он прыгнул и схватил его, затем развернулся. Женщина летела на него расплывчатым пятном.

Пришло время действовать по старинке.

Уэйн снова схватил стрелка. Тот прекратил попытки выжечь металл Уэйна и решил действовать хитрее. Он подскочил к потолку, заставив Уэйна вцепиться крепче, затем пальнул в окно и вместе с Уэйном вылетел в туманную ночь.