– Прошу вас. – Коротышка придвинул ей стул. – Присядьте. Нужно обсудить кое-какие детали.

– Сто двадцать миллионов, – повторила Ольриандра, тараща глаза и едва соображая.

Ее долг за прогоревшую художественную студию составлял меньше десяти тысяч.

– Да, – сказал высокий, выкладывая бумаги. – По нашим оценкам, вы войдете в четверку богатейших людей города. – Он посмотрел на нее. – Впрочем, вам достанется не все. Господин Уэйн распорядился выделить определенные суммы на иные нужды. Но в сумме это составляет менее пятисот тысяч боксингов. Все остальное – ваше.

Ольриандра едва не сползла со стула под стол.

– Он передал это для вас. – Коротышка протянул ей записку.

На заляпанном листке бумаги от руки было написано всего одно слово.

«Прости».

Если бы этим можно было все объяснить. В порыве чувств Ольриандра взяла записку и прижала к груди. С этими деньгами она сможет перевезти в Элендель семью. Решить их проблемы. Подарить им ту жизнь, которую обещала, когда они вложили все, чтобы отправить ее учиться в столицу.

Рури схватила записку и измазала зубной пастой.

– Что это за «иные нужды»? – спросила Ольриандра. – Я не возражаю. Просто любопытно.

Душеприказчики переглянулись.

– Разнообразные, – колеблясь, ответил коротышка. – Сугубо… индивидуального характера.

Кельсер

Спустя три недели после взрыва

Кельсер – Выживший – любил высоту. На его счастье, в последнее время в городе изрядно прибавилось небоскребов.

Он оставался одним из немногих, кто помнил времена, когда крепости Лютадели, возвышавшиеся на несколько десятков футов над землей, считались высокими. На фоне нынешних небоскребов, этих современных монолитов, они бы затерялись.

Зрение Кельсера было не тем, что прежде. Одним глазом он видел как смертный, другим – как бессмертный. Штырь в глазу не просто приковал душу к телу, а окрасил все в голубой оттенок, позволяя видеть мир таким, как его видели сущности вроде Сэйзеда. Он подсвечивал не только источники металла, а вообще все вокруг. Акси, из которых состояла материя, обладали различной полярностью, и при определенных обстоятельствах их тоже можно было толкать.

Один глаз – божественный. Другой – обычный человеческий. Так он всегда старался видеть мир.

С крыши небоскреба вид открывался сногсшибательный. Кельсер помнил тот восторг, ту свободу, которую ощутил много лет назад, впервые вырвавшись из тумана и увидев звезды. Теперь эти звезды почти каждую ночь были видны невооруженным глазом. Даже в туманной мгле можно найти здание, возвышавшееся над туманом, и увидеть с его высоты все. Звезды. Солнца. Планеты.

И каждая несла потенциальную угрозу.

Вдоль края крыши к нему приблизилась фигура. Гармонию не сопровождал темный двойник, который все чаще появлялся в последнее время. Воплощение его второго «я».

– Марш еще поживет, – сказал Сэйзед, усаживаясь рядом с Кельсером.

Не глядя на него, можно было притвориться, что не замечаешь, как его сущность тянется в бесконечность.

Хоть Сэйзед и стал богом, у него осталась прежняя манера речи. Кельсер точно не знал почему. То ли Гармония специально примерял личину, хорошо знакомую Кельсеру, чтобы тому было спокойнее, то ли они со старым другом Кельсера действительно были одной и той же личностью.

– Марш еще поживет, – задумчиво повторил Кельсер. – Удалось раздобыть атиум? Или нашел другой способ?

– Кандры обнаружили атиумовую пыль в уничтоженной лаборатории Ваксиллиума, – ответил Сэйзед.