|
– Нет, – подтвердила я. – Приходи завтра… И я ласково погладила его по заросшей щеке, он вывернулся, подставляя ухо под почесывание. Я почесала, и в пальцы полилась сила… Чужая… чуждая. Несшая осознание своей физической силы и простоту… в желаниях, в решениях… Тони кормил меня. Сам. Считается, что волки не отдают сами – из них надо вытягивать. – Я вкусный? – Ты хороший. Сильный и простой. – А ты вкусная и пахнешь жарким днем в поле… Я в детстве жил на ферме… – говоря это, он опять лизнул мою ладонь, собирая каплю силы. Пока я раздумывала, как мне реагировать на то, что кормя меня, он и сам времени даром не терял, Тони легко поднялся с корточек. – Я приду завтра, хозяйка, – и подмигнул, давая понять, что данный титул лишь относительно серьезен. – Угу. Дверь закрылась… Ну вот… Прошли лишь одни сутки, а я стала «счастливой» обладательницей двух больных флерсов, двух, скажем так, бывших флерсов, раба-инкуба и слуги-оборотня. Верните время вспять! А толку? Я поступила бы точно так же. Положив голову на руки, я спросила пустоту: – Как я со всем этим справлюсь? Ответа не последовало. Через несколько минут ожил телефон внутренней связи. – Пати? – Да. – К тебе твой гость – Счастливчик. Вик… Дик всем моим мужчинам дал прозвища, Вика он так назвал из-за анекдота про покалеченную собаку по кличке Счастливчик. Вик… My sunshine… В юности его сбила машина, он долго восстанавливался, пережил несколько операций, стал похож на Квазимодо, но не растерял внутреннего света и любви к жизни. Я вышла в полупустой зал. Вик сидел у стойки бара с какой-то коробочкой, он всегда приходил с презентом: пирожным, цветком или милой безделицей. – Пати, – обрадовано произнес он, но улыбка медленно сошла с лица. – Пати… Я накрыла пальцами его губы. – Просто обними меня, – прошептала я. И он крепко-крепко обнял меня и прижал к себе. От его объятий и светлой силы мне стало легче. – Пойдем, – шепнула я и потянула его прочь из зала. Он, отдав мне коробочку, подхватил на руки и понес наверх, в апартаменты. Обычно, когда мы заходили в комнату, Вик уже был полон желания, но сегодня он продолжал сиять белым светом нежности с холодноватым оттенком жалости. В коробочке оказались абрикосы – душистые, мягкие, перезрелые. Сто лет таких не ела. Так вышло, что я умяла их один за другим, пока на дне не остался один последний. Посмотрев на него, я поняла, что опять поступила некрасиво. И расплакалась… Неожиданно кончившиеся вкусные абрикосы, которыми я не поделилась, оказались последней каплей этого сумасшедшего дня. Я тихо вздрагивала от слез, уткнувшись в плечо Вику, и слушала его ласковые успокаивающие нашептывания. – Девочка моя, ну кто тебя обидел? Скажи. Выплакавшись и тихо высморкавшись в предложенный платок, я смогла ответить – Жизнь. Жизнь обидела. – Угу. А выглядит «жизнь» как брюнетистый хлыщ, сошедший с рекламного щита. Я, ничего не понимая, уставилась на него… – А! Седрик, – дошло до меня. – Седрик… – недобро прищурился Вик. Я махнула рукой – Да он тоже огреб по полной… Нет, причина не в нем. – Точно? – Вик поверил мне, но все же переспросил. |
