Словно сошедшие с полотен Босха или выползшие со страниц давно забытого Льюиса Кэрролла, среди этой инопланетной зелени бродили самые разнообразные существа. Это сборище не показалось Уокеру менее зловещим и сверхъестественным оттого, что Джордж тут же объяснил ему, что, насколько он знает, каждая тварь в этом странствующем зверинце разумна и, по крайней мере, не уступает в интеллекте собаке.

Уокер обернулся через плечо и увидел, что его палатка стоит на прежнем месте. За ней виднелся пустой коридор. Слева находились остатки диорамы гор и лесов Сьерра-Невады. Справа галечный берег и кусок озера уступили место уютным трущобам Джорджа. Уокер понимал, что должен уже к этому привыкнуть, но это вольное обращение с реальностью — пусть даже мнимой — продолжало сбивать его с толку.

Склонившись к Джорджу, он прошептал на ухо своему новому другу:

— Если я правильно понял, то это и есть тот большой загон, о котором ты рассказывал?

Джордж тихо запыхтел.

— Правильно. Неплохо, правда? Конечно, я тут знаю не всех, я не так долго нахожусь на борту, но с некоторыми парнями уже познакомился, да и с девчонками тоже. И со всякими другими. — Он рванул вперед. — Пошли, я тебя представлю. Не волнуйся, тебе не придется обнюхивать задницы. Я уже понял: это дурная привычка.

Уокер хотел было сказать Джорджу, чтобы он не волновался, потому что такая мысль даже не пришла ему в голову. Если бы даже он был в собачьем расположении духа, то едва ли смог бы точно исполнить протокол псиной вежливости, хотя бы потому, что среди пасущихся здесь экземпляров дышащих кислородом тварей некоторые имели такую причудливую анатомию, что Уокер, наверное, не смог бы понять, где кончается задница и начинаются органы дыхания.

Сомнительно, что он сможет общаться с любым из этих существ, но индивидуально настроенный имплантат, всаженный инопланетянами в его мозг, позволял верно истолковывать и понимать любые, достигавшие ушей, колебания воздуха.

Оглядывая окрестности, пока энергично вилявший хвостом Джордж вел его в большой загон, Уокер получил более полное представление о том, куда занесла его судьба. Он видел не только свой персональный скотный двор (это название звучит ничуть не лучше, чем тюремная камера, подумал Уокер, и он решил впредь им не пользоваться), но и куда более экзотичные загоны (впрочем, и этот термин был не слишком удачным). Они находились как справа от его личного пространства, так и слева от пространства Джорджа. Определить границы Уокер не мог, но ему показалось, что маленькие загоны обрамляют большой загон, находившийся в центре. Большой загон был большим бриллиантом, украшенным венчиком из мелких жемчужин. Как ни напрягался Уокер, уверенный в том, что за всеми обитателями большого загона осуществляется непрерывное слежение, он не смог разглядеть объективов камер или какого-то схожего оборудования. Потом он как зачарованный принялся разглядывать экзотический парад дышащих кислородом существ и оставил бесплодные попытки.

Джордж остановился перед парой самых грациозных существ из всех, когда-либо виденных Уокером. Видимые участки обнаженной кожи блестели, как китайский фарфор. Уплощенные головы были украшены робкими, как у оленей, глазами и пушистыми органами слуха. И глаза и уши могли втягиваться под кожу и появляться на любом другом участке тела. Плоские тела были прикрыты мешковатыми накидками, дырявыми, как ломтики швейцарского сыра. Мягкие тела волнообразно двигались, как персиковый желатин. Торс был обрамлен длинными ресничками. Как и все тело, эти реснички находились в непрерывном колебательном движении, производившем гипнотический эффект. Только нижние конечности — более толстые версии тех же ресничек — неподвижно покоились на земле.

— Теперь поприветствуем Пына и Пырра. Можете отныне называть меня Джорджем. — С этими словами пес мотнул лохматой головой в сторону Уокера. — Мой новый друг Марк подарил мне новое имя.