— А заработок какой будет?

— Это от вас будет зависеть. Жить будете в доме вместе с двумя мужчинами. Они тоже работают водовозами.

Магомет обрадовался. Значит, будут кенты.

Двое водовозов оказались стариками. Вернувшись в дом после работы и увидев новичка, тут же накормили его. Ни о чем не спрашивая. Предложили выпить— отметить приезд. Но помня наказы милиции — Рафит отказался.

И лишь ложась спать спросили — кто он, и зачем приехал сюда. Узнав, переглянулись. И больше ничем не интересовались в этот вечер.

Утром разбудили на работу.

Весь день возил Магомет воду на старой пегой кляче. Та еле поднималась по крутому подъему. Часто спотыкалась. Дышала тяжело. Часто останавливалась отдыхать.

К вечеру Магомет потерял терпение. И, схватив вожжи в тугую плеть, стал стегать лошадь подгоняя ее руганью. Та рванулась на подъем. Преодолела его в минуту.

— То-то! У меня живо бегать научишься, — щипал ее за подерганные вожжами губы Рафит. К вечеру, шелестя в кармане деньгами, вырученными за воду, вел он лошадь в конюшню. Та за день возненавидела нового хозяина и косила на него злыми, слезящимися глазами.

Напарники уже привели своих лошадей. И глянув на клячу Магомета, Петро, так звали одного из них, головою покачал:

— Что ж кобылу не жалеешь? Смотри, как измордовал. Ведь жеребая она.

— Мне дали ее не для ухода, для работы, — буркнул Рафит.

— Знаем. Да только зачем скотину мучить? Вон вся в мыле. Сам- то, видать, с телеги не слез, — буркнул второй — Геннадий.

— А зачем тогда кобыла? — опешил Магомет.

Петро зло матюгнулся. Не адресовав мат никому в отдельности.

Рафит постоял молча. И вышел из конюшни.

Вечером, когда совсем стемнело, вернулись старики. Петр молча затопил печь. Геннадий варил ужин. Магомет сидел у стола. Щупал первый заработок. Неплохо он получил от людей. Тратить жаль стало. В магазин не пошел. Ждал, когда старики сварят что-нибудь. Пригласят к ужину:

Когда Петро загремел тарелками, Рафит торопливо подошел к умывальнику. Помыл руки. Сел выжидающе. Но… На столе появились только две тарелки, две ложки.

Петро и Геннадий ели молча. Вроде и не было здесь Магомета. Потом заговорили о кино. Стали одеваться.

Рафит зло сорвал телогрейку с гвоздя. Решил сходить в столовую. Но та оказалась уже закрытой. А в магазине — очередь. Выстоять ее не было сил. Он пролез вперед. Взял банку тушенки, хлеба. Кто-то из очереди закричал на него. И, забыв про чай и сахар, Рафит наскоро рассчитался. Пошел домой.

Поев, лег спать. Но долго не мог уснуть. Душила злоба на стариков. Но тех не было.

Утром он встал раньше всех. Наскоро оделся и бегом к конюшне кинулся. Решил сегодня заработать побольше. Но, завидев его, кобыла стала яростно лягаться, глаза налились кровью. Она ни в какую не подпускала к себе Рафита.

— Стой, фартовая! Ну, тихо! — схватился за вожжи Магомет. И вдруг почувствовал, что руку его словно тисками сдавили.

— Положь вожжи!

— А тебе чего? Дали мне клячу самую плохую! Заработаешь на ней! Себе так получше взяли! Да еще тронуть не смей! Хозяин выискался! Иди ты знаешь куда!

— Куда! — сдавил горло Магомета воротом телогрейки побелевший Петро.

— Вон туда! — показал Рафит под хвост кобыле. И коленом поддал Петра так, что тот присел, но Магомета не выпустил; схватив его в охапку, с силой швырнул в угол. Там, к счастью, оказалась навозная куча и Рафит по пояс в ней увяз. А Петро, ухватив вожжи, так пару раз стеганул Магомета, что тот пожалел о том, что в куче не по макушку оказался.

Вечером, когда Магомет вернулся с работы, дом оказался на замке.