Семячко. Я посмотрю… (А! чтоб его черт взял… уж два часа.)

Пуговицын. Могу поручиться за верность… всё истинные происшествия: по горячим следам схвачено… Да вот, не угодно ли, я прочту что-нибудь… Вот-с повесть "Нищая". Это, изволите видеть, чистая истина,-- у нас в земском суде и теперь дело хранится. Она была, сердечная, из благородной фамилии; зарезала несколько человек, так, не нарочно, совершенно невинным образом… Так вот, видите, я и назвал повесть "Нищая, или Невинная виновница".

Вбегает Трезвонов.

Семячко. (Вот тебе на!.. Еще один… Теперь их не выживешь.) (Пельскому.) Читайте хоть вы корректуру поскорей…

Пельский. Читаю, читаю.

Трезвонов. Простите великодушно… Дворовый человек ваш сказал, что вас дома нет, но я вошел помимо его объяснения; мне крайняя нужда, я же третий раз прихожу. (Становится в позицию и декламирует.)

Со брегов Оки цветущих

Дух мой рвался на Парнас,

И, помимо всех живущих,

Наконец я вижу вас…

Это приветствие -- экспромтом; а вот теперь послушайте стихотворение, которым я хочу подарить ваш журнал. (Читает.)

Четыре есть реки на белом свете -- длинных,

Широких и больших, глубоких и картинных;

Четыре красоты на белом свете есть,

Величие души, богатство, слава, честь…

Но в бренной жизни сей, в превратном этом мире

Пороков и грехов -- четырежды четыре!

Польский. (Как это дико! Да это что-то а la Грибовников.)

Семячко. (И слезы и смех… А статья моя всё не пишется.)

Трезвонов. Так вот вам-с; напечатаете -- еще дам.

Семячко. Очень благодарен.

Трезвонов. Ну, одно дело с плеч долой. Теперь в театральную дирекцию: хочу поставить трагедию.

Пуговицын. А вы и трагедии пишете?

Трезвонов. Как же, это главное мое занятие.

Лакей (входит). Из типографии, сударь, пришли, требуют назад корректуры да оригиналу просят, говорят, что, если к четырем часам не будет, нумер завтра не выдет.

Семячко. В четыре, а теперь уже половина третьего! (Притом этих господ до завтра не выживешь…) Польский, дайте ему корректуру, сколько прочитано.

Трезвонов. Так, так… вот хоть спросим их… по триста рублей за акт оригинальный…

Пуговицын. Скажите, а я и не знал. Вот мне всего лучше для театра писать, непременно буду… двойная польза…

Трезвонов. Послушайте-ка. Я вам прочту отрывочек…

Пуговицын. С удовольствием.

Семячко. Господа, извините меня, право, мне некогда; если угодно читать, пожалуйте в эту комнату.

Трезвонов. Очень хорошо-с.

Трезвонов и Пуговицын уходят в соседнюю комнату.

Семячко. Ну, слава богу! Теперь начну писать статью, а вы дочитывайте корректуру.

Садятся за работу.

Прыткой (актер, входит). Здравствуйте, что поделываете? здоровы ли вы?

Семячко. Слава богу! Только дела пропасть.

Прыткой. Слава богу -- лучше всего. У нас за кулисами теперь только и толкуют о вашей новой пиесе. Бусов громко кричит, что она никуда не годится, что она нелепа. Как можно лгать так бессовестно! Без лести, на мой вкус это прекрасная пиеса; я защищал вас, спорил с Бусовым, а он не перестает говорить свое… Признаться, он человек неспокойный, завистливый… А как он дурно играл в последний раз! Роли никогда не знает, всё по суфлеру, путается в выходах, ломается, фарсит -- просто ужас! Вы видели?

Семячко. Видел; мне показалась его игра довольно натуральною.

Прыткой. И полноте, как можно! Загордился очень, никого не слушает, а про ваши замечания говорит, что если б он по ним действовал, то его назвали бы сумасшедшим… Каково? Ваши замечания… да если я пользуюсь сколько-нибудь благосклонностию публики, то единственно вам обязан.