Марина приподнялась, чуть повернув голову, и на плечо ей ссыпалась тяжелая золотистая масса волос — не менее замечательных, чем глаза. Распущенные, они доходили ей до колен, закручиваясь на концах крупными завитками — густые, по-здоровому шелковистые, они своей яркостью и блеском успешно соперничали с золотыми украшениями на ее запястьях и пальцах. Сейчас они слегка спутались. Марина достала из сумки расческу и начала причесываться, перекидывая волосы через согнутую руку. Движения ее были округлыми, неспешными и удивительно естественными — наблюдать за ней было все равно, что смотреть, как одна за другой накатываются волны на отлогий песчаный берег. Спокойная, размеренная, она никогда никуда не торопилась — в ее жизни никогда не было дерганий, нервотрепок и всего того, что заставляет людей становиться резкими в словах и движениях и экономить каждую секунду, как скряга, складывающий денежки в потайной уголок. Если для иных время было водой, безвозвратно утекающей сквозь пальцы, то для Рощиной оно тянулось неспешным густым медом, в котором изначально засахарились и спешка, и резкость, и непроизвольная грубость. Она родилась в благополучной, очень обеспеченной семье и до своих нынешних двадцати восьми лет прожила благополучную и обеспеченную жизнь, не требовавшую от нее никаких особых усилий. Свой салон красоты «Геба» Марина открыла в девяносто шестом году, и с самого начала дела шли великолепно. Даже августовский кризис 1998 года, когда для всех наступили черные времена, не стал для нее трагедией. В то время, как другие салоны закрывались, «Геба» чудесным образом выстояла и ни на день не прекратила своей работы. Сейчас она была самым популярным салоном в городе, все прочие по сравнению с ней были лишь жалкими забегаловками. В «Гебе» работали лучшие мастера, получая более чем щедрую плату и постоянно представляя ее на самых разнообразных конкурсах. И сейчас Марина, возвращаясь с одного из них — конкурса на лучшую историческую прическу, улыбалась в душе — «Геба», как всегда, победила.

Расческа на мгновение замерла, утонув в густых золотистых прядях. Рощина зевнула, показав мелкие ровные зубы, и потянулась, потом осторожно помассировала затылок, затекший от лежания на неудобной жесткой спинке кресла. Когда приедет, обязательно как следует выспится, а потом пойдет к своим — и победу надо отметить, а кроме того, заняться собой. Дорога всегда приносит некоторые, пусть и незаметные разрушения — пыль, тряска, долгая неудобная поза, усталость… Надо будет сделать массаж и солевое обертывание, подлечить волосы и обновить загар в вертикальном турбосолярии… ну и так еще, по мелочам. В подтяжках, коррекции фигуры и разнообразных антицеллюлитных процедурах она, слава богу, пока не нуждается, а уж с лицом и вовсе никогда проблем не возникало — Марина была безупречно красива от природы и никогда не курила, зная, насколько это вредно для кожи. Свою красоту она носила со спокойным достоинством и сыпавшиеся на нее со всех сторон комплименты воспринимала, как должное. Ее внешность могла бы открыть перед ней многие двери, но строить на ней карьеру Марине в голову никогда не приходило, более того, она всегда, не жалея сил, отговаривала подруг, стремившихся любой ценой попасть в шоу-бизнес — там была лишь грязь и алчность, а красивые девушки — не больше, чем яркая обертка для товара, который нужно повыгодней продать. А она — она была просто красива, и было с нее довольно. Марина любила свою размеренную жизнь, любила сытое, уютное тепло, любила обеих своих персидских кошек, любила секс, когда он не слишком утомлял, любила магазины, когда было с кем туда пойти, и любила оказывать помощь. Помощь эта довольно часто превращалась в опеку, ненастойчивую, деликатную, но умело обволакивающую со всех сторон — бессознательно ей нравилось окружать себя людьми, в каждом из которых, так или иначе, был ее вклад, и которые умели быть ей благодарны.