— А ты! — рявкнул он, повернувшись к Марии. — Не говоря уже об этой гувернантке… Мужа не любила, отдавалась раз в год, стиснув зубы — «ради продолжения рода»… Он опустился, начал пить, таскаться по шлюхам…

При слове «шлюха» Марию перекосило.

— А он… — почти закричал Метатрон, — заболел сифилисом и умер! А ты решила посвятить себя благим делам и вздумала отучить рабочих грубо выражаться. Благодаря твоим усилиям извозчика посадили в кутузку за оскорбление общественной нравственности! Ты думала подать другим пример, а у него жена и пятеро детей. И ты еще удивляешься, отчего он сбежал и тебя прирезал!

— Это все было не так, — едва не плача прошептала Мария. — Они безнравственные личности…

— Нет, дорогуша! — Голос серафима, казалось, стал осязаемым. — Это ты безнравственная личность, потому как и представления не имеешь, что есть добро. Добро — это любить людей такими, какие они есть. А ты же всех ненавидела и пыталась переделать. Да-а… — Он вдруг сник. — Ладно, переходим к главному.

Метатрон встал, подошел к буферу, повернулся к посетительницам спиной, чем-то звякнул, булькнул, хлопнул дверцей и обернулся совсем другим — жизнерадостным и энергичным.

— Теперь, когда вы все друг о друге знаете, приступим к главному. — Он стал как-то серьезнее и величественнее, а над головой засиял слабый, но вполне различимый нимб. — Евангельские добродетели суть богочеловеческие силы, произливающиеся из Богочеловека Христа и имеющие богочеловеческую силу. Будучи таковыми, они суть в то же время боготворящие, совершающие обожествление силы, которые преображают христианина, делают его богочеловеком. Основание для Мессии, которое должен заложить падший человек, требует восстановления искуплением основания веры и субстанциального основания…

Он прервался, взглянул на физиономии Марии и Натали, на которых застыло выражение ужаса и полнейшего непонимания. Было заметно, что они не поняли ни слова, хоть и очень старались. Метатрон плюхнулся на диван, положил ногу на ногу и сказал:

— Да ну на фиг! Я тут провожу ревизию церковных книг..

— Как все официальные документы, они такие скучные и написаны таким дурным языком, что хоть волком вой… Вот и сам уже по-ихнему заговорил. Ну ладно, не получилось торжественное вступление, давайте по-простому.

Он снова обратился к буфету — бульканье на этот раз длилось дольше. Вернувшись, скрутил какие-то листы, поджег, отчего запахло ладаном, и глубоко затянулся.

— Значит, так. Мы готовимся к явлению нового Мессии. Он… — это слово Метатрон произнес шепотом, — считает, что скоро наступит самое время. За две тысячи лет все так изменилось… Людей уже не удивишь простейшими законами Бытия. То, что убивать и воровать — плохо, давно определяет не наш, церковный, а их, человеческий закон. А в смысле того же чревоугодия нас любая раздельная диета переплюнет. Гомосексуалистов сейчас даже в церкви венчают, а свадьба давно уже не таинство…

Мария и Натали выглядели озадаченно. Метатрон тяжело вздохнул.

— Вам что, в картинках нужно рисовать? — вспылил он. — Суть вот в чем: наши церковные законы безнадежно устаревают. И пока человечество пытается само найти истину, может произойти что-нибудь скверное — если все не обновить и не явить людям нового Мессию. А то нам уже перестают верить. А если люди в нас разочаруются, то человечество погибнет.

— Почему? — рискнула полюбопытствовать Натали.