XX

В уголовный розыск пришли новые факсы из лаборатории, и Адамберг быстро с ними ознакомился: на всех «странных» посланиях были только отпечатки Жосса и Декамбре.

– Я бы удивился, оставь сеятель свои пальчики, – сказал Адамберг.

– Зачем ему такие дорогие конверты? – спросил Данглар.

– Чтобы соблюсти правила церемонии. Каждый поступок в его глазах – священнодействие. Простые конверты тут не годятся. Ему нужна драгоценная оправа, потому что его деяния в высшей степени утонченны. Это не деяния первого встречного, вроде нас с вами, Данглар. Вы же не можете представить, чтобы искусный повар подал вам слоеный пирог на пластмассовой тарелке. Так и здесь. Конверт под стать той цели, которой он служит, он – изыскан.

– Отпечатки Ле Герна и Дюкуэдика, – сказал Данглар, кладя факс на стол. – Оба побывали за решеткой.

– Да. Но недолго. Девять месяцев и полгода.

– Но этого достаточно, чтобы обзавестись полезными знакомствами, – сказал Данглар, яростно расчесывая подмышку. – Научиться вскрывать замки они могли уже после тюрьмы. За что они сидели?

– Ле Герн за побои, телесные повреждения и попытку убийства.

– Так‑так, – присвистнул Данглар, – уже теплее. Почему ему не дали больше?

– Смягчающие обстоятельства: судовладелец, которого он избил, не ремонтировал свой траулер, тот весь прогнил и затонул. Двое матросов погибли. Ле Герна подобрал спасательный вертолет, и на суше он в ярости набросился на хозяина.

– Хозяина наказали?

– Нет. Ни его, ни чиновников из управления портом, которые его покрывали, – по словам Ле Герна, тот их подмазал. Все судовладельцы сговорились между собой, и его вышвырнули из всех портов Бретани. Ле Герн больше никогда не командовал кораблем. А тринадцать лет назад он без гроша прибыл на вокзал Монпарнас.

– У него веские причины ненавидеть все человечество, вы не находите?

– Нахожу. Он вспыльчивый и злопамятный. Но Рене Лорьон, похоже, никогда не бывал ни в одном портовом управлении.

– Может, он выбирает, на ком отыграться. Такое бывало. Все‑таки Ле Герну удобнее всего посылать письма самому себе, разве не так? Хотя с тех пор, как мы наблюдаем за площадью – а Ле Герн первый узнал об этом, – «странных» записок больше не приходило.

– Он не единственный, кто знал о присутствии полицейских. В девять вечера в «Викинге» уже все это почуяли.

– А если убийца не из их квартала, откуда он узнал?

– Он совершил убийство и прекрасно понимает, что его ищут. Он заметил полицейских на лавочке.

– Значит, наша слежка впустую?

– Это слежка из принципа. И не только.

– А за что сидел Декамбре‑Дюкуэдик?

– За попытку изнасилования несовершеннолетней в школе, где он преподавал. На него тогда набросилась вся пресса. В пятьдесят два года его чуть было не линчевали на улице. Полиции пришлось охранять его до суда.

– Дело Дюкуэдика, припоминаю. Нападение на девочку в туалете. А ведь, глядя на него, ни за что не подумаешь.

– Вспомните, что он сказал в свою защиту, Данглар. Трое пятнадцатилетних подростков набросились на девочку двенадцати лет, когда все ушли обедать.