— Да, конечно, — я практически заикался.

Женщина, ожидающая своего одиннадцатого ребёнка? И с тех пор, как я приехал, я видел ещё нескольких будущих матерей. Олмстед, безусловно, очень плодовитый город…

Мэри открыла коробку на прилавке, и доктор Анструтер достал её содержимое: четыре хорошо упакованные бутылки карамельного цвета. На каждой из них была этикетка: ХЛОРОФОРМ.

— Нет более безопасного обезболивающего для трудных родов, — прокомментировал Анструтер и убрал бутылки.

— Американские медицинские технологии, — предположил я, — сейчас развиваются как никогда. Я читал, что они почти нашли лекарство от шизофрении, с помощью электрического тока.

— Не говоря уже о трансплантации костного мозга для пациентов с проблемами крови и полиомиелитом. Америка идёт вперёд семимильными шагами. Однако, судя по нынешнему глобальному политическому положению, я боюсь, что мы сосредоточим наше внимание и промышленность на войне, а не на мире.

— Будем молиться, чтобы это было не так, — сказал я. — Этот человек, Гитлер, кажется искренним в своём обещании не аннексировать больше территорий после Австрии. Плюс есть же ещё договор с Советами о ненападении.

— Время покажет, мистер Фостер. А теперь я должен идти, — oн ещё раз пожал мне руку. — Надеюсь, скоро увидимся.

— Хорошего дня, доктор…

— Самый лучший врач, какого только можно пожелать, — похвалила Мэри, когда он ушёл. — Похоже, сейчас единственное его занятие принимать роды. Все мои принимал он.

Я надеялся, что это не будет слишком резким отходом от хороших манер, но я всё же был вынужден спросить, чтобы унять свой непреодолимый интерес:

— Сколькими детьми благословил вас Господь, Мэри?

— Девятью, — она похлопала себя по распухшему животу, — считая и этого.

Девять детей и нет мужа, который взял бы на себя половину ответственности, — с сожалением подумала я. Воистину, она была сильной женщиной.

— Должно быть, вам очень трудно растить детей одной.

— О, совершенно нет, мне помогает отчим. Хоть он уже и старый, да и Пол… ну …

Внезапно из задней комнаты раздался глухой стук, который я воспринял как недовольное человеческое ворчание.

— Ну, что он еще натворил? — заскулила Мэри, — я сейчас вернусь, Фостер.

И сразу же поспешила выйти через дверь позади прилавка.

Я не мог не подслушать:

— Ты не можешь подождать? — раздался приглушённый голос Мэри.

— Нет! Не могу! — донёсся раздражённый мужской голос.

— Но у входа стоит приятный молодой человек, и он пригласил меня пообедать с ним! А теперь… — пауза, затем, как показалось, хрюканье. — …вернись в кресло! Тебе придется подождать! Я ненадолго…

— Я попробую…

Мэри вернулась с застенчивой улыбкой, а затем почти прошептала:

— Боюсь, это был Пол, он просто пытался привлечь внимание, — она, казалось, сдерживала себя от внутреннего гнева. — Причина, по которой вам не стоит встречаться с ним… — она замялась, — …его травмы. Он очень застенчив — несколько лет назад с ним произошел ужасный несчастный случай.

Знаю, это эгоистично, но меня передернуло, когда я понял, что реальный прототип лавкрафтовского «бакалейного юноши» находится по ту сторону двери и недоступен мне. А что с этими травмами? Нет никакого благородного способа, чтобы узнать.