Оставшееся время в этот день я работала со склеенным черепом. Несмотря на то что его пришлось воссоздать из отдельных фрагментов, я нашла достаточно фактов, подтверждающих принадлежность черепа конкретному человеку. Человеку, которому уже никогда в жизни не перевозить цистерны с пропаном.

Когда я вернулась домой, мной вновь овладело предчувствие чего-то неприятного, то же, что и вчера в овраге. Целый день я старательно гнала его от себя, сначала концентрируя все внимание на установлении личности жертвы, потом — на работе с черепом водителя. Во время ланча в парке я с увлечением наблюдала за голубями, клевавшими корм. Серый явно считался у них лидером. Тот, что с коричневыми пятнышками, тоже пользовался уважением. А черноногого никто ни во что не ставил.

Теперь можно расслабиться. Поразмыслить обо всем. Попереживать.

Тревогу я ощутила в тот момент, когда завела в гараж машину и выключила радио. Музыка стихла, а волнение разгорелось.

«Нет, — скомандовала я себе, — этим займешься позднее. После ужина».

Гудок сигнализации, раздавшийся, как только я вошла в квартиру, подействовал успокаивающе. Я оставила портфель в прихожей, опять вышла из дому и направилась в ливанский ресторан, расположенный буквально за углом, намереваясь прикупить к ужину куриный шашлык шиш-таук и шаверму. Вот почему мне нравится жить в центре — в пределах одного кондоминиума можно попробовать лакомства из разных уголков света. Мой вес от этих вкусностей, конечно, не убавляется.

Ожидая свой заказ, я изучала меню. Кибби. Табуле.

«Да здравствует современный мир, мир коммуникаций!» — думала я, читая названия ливанских блюд на французском.

На полке слева от кассового аппарата красовались бутылки с красным вином. В тысячный раз взглянув на них, я вновь почувствовала жажду. Представились характерный вкус, запах, ощущение вина на языке. Я вспомнила, как, попадая в желудок, винное тепло начинает распространяться по телу, как, прокладывая себе дорогу во всех направлениях, оно дарит тебе иллюзию невиданного самообладания. Энергии. Непобедимости.

«Конечно, сегодня я могу доставить себе подобное удовольствие, — подумала я. — Конечно могу. Но кого я обману, получив ложную пуленепробиваемость? И что будет потом? Завтра, например, когда я опять захочу винных иллюзий? Удовольствие будет коротким, а цена непомерной».

Вот уже шесть лет, как я не брала в рот спиртного.

Получив заказ, я расплатилась, вернулась домой и вместе с Берди приступила к ужину, усевшись перед телевизором. Транслировали бейсбольный матч.

Берди наелся и заснул у меня на коленях, свернувшись клубком и тихо мурлыча. «Монреаль экспос» проиграл «Кабзу». Об убийстве в последовавшем выпуске новостей не сказали ни слова.

И правильно сделали.

Я приняла долгую горячую ванну и в десять тридцать легла в кровать. В темноте и одиночестве подавлять навязчивые мысли уже не представлялось возможным. Подобно разъяренному пчелиному рою, они впивались в мое сознание, требуя должного внимания.

Вдруг я вспомнила о другом убийстве. О другой молодой женщине, доставленной в морг по частям. Я думала о ней, а душу переполняли чувства, которые я испытывала тогда. Шанталь Тротье. Возраст: шестнадцать лет. Избитая, задушенная, обезглавленная, расчлененная. Менее года назад ее нашли голой и тоже упакованной в полиэтиленовые пакеты для мусора.

Так хотелось завершить этот день, но мозг отказывался выключаться. Я долго лежала, глядя в потолок. В голове навязчиво звучала единственная фраза. Эта же фраза преследовала меня весь уик-энд.

Серийный убийца.

3

В сон неожиданно вторгся голос Гэбби. Я только что куда-то прилетела.