Козимо сделал то, что сделал бы любой современный здравомыслящий человек, чувствуя, что тучи сгущаются. Он потихоньку вывел из Флоренции свои активы и вывез семью.

Успел вовремя. Несколько раз ворота дворца кто-то вымазывал ночью кровью, а Козимо старался не обращать внимания и торопился, проводил по нескольку рискованных банковских операций за один день, отправляя деньги и ценные бумаги в римский и венецианский филиалы своего банка. Обеспечивая финансовую стабильность семьи и банка, Козимо не мог одновременно заниматься политическими вопросами и упустил власть в республике.

Ринальдо д’Альбицци в это время взял под контроль новые выборы в Синьорию — правительство Флорентийской республики, и на ключевые посты пришли его люди.

В сентябре 1433 года Козимо был вызван в Синьорию из своего поместья за пределами города. Как друзья ни отговаривали, он явился и после беседы с главой-гонфалоньером был арестован начальником охраны с вооруженными людьми. Козимо быстренько сопроводили на самый верх башни дворца Синьории и заперли в тесную камеру, которую флорентийцы называли Albergetto (Гостиничка).

Медичи снова оказался над Флоренцией, на высоте главной башни дворца ее власти, но в тесной камере и с неизвестным будущим.

Хотя бы за семью он мог быть спокойным.

Тем временем по Флоренции распространились слухи о его аресте, Козимо был достаточно популярен в городе, и люди заволновались. Слухи об аресте самого известного человека разносились с большой скоростью, и вот уже народ потянулся на площадь Синьории. Члены Синьории, как пишут современники, заволновались и даже чуть не разбежались, сообразив, что натворили: они очень боялись бунта, и Альбицци с трудом удалось их успокоить.

А Козимо, оставаясь в тесной камере, отказывался от еды, он боялся отравления, ведь нет человека — нет пролемы, как скажут столетия спустя.

Приговор был вынесен. Он лишь звучит несерьезно: Козимо обвинили в «стремлении поставить себя над рядовыми гражданами». На самом деле это одно из самых тяжелых обвинений во Флорентийской республике, и каралось оно смертной казнью.

Казалось, участь Козимо была решена. Но Синьория снова испугалась и приговорила узника башни к пяти годам изгнания из Флоренции.

«Это решение сразу дошло до моего брата Лоренцо, который был тогда в Муджелло, и кузена Аверардо, пребывавшего в Пизе… — напишет в дневнике Козимо, — Лоренцо в тот же день появился во Флоренции, его вызвали в Синьорию, но, узнав от верных людей зачем, он сразу же вернулся в Иль-Треббио. Аверардо также поспешно покинул Пизу, ибо был получен приказ схватить его. Удайся им взять всех нас троих, положение было бы совсем скверным. О происшедшем сообщили моему доброму другу, капитану коммуны Никколо да Толентино».

К слову: Толентино возглавлял солидный отряд вооруженных людей.

Никколо Макиавелли вспоминает о том времени

«Прислушиваясь к голосам собравшихся внизу, звону оружия, доносившемуся с площади, ударам колокола, сзывавшего балию, Козимо опасался за свою жизнь, а еще больше, что его личные враги казнят его каким-нибудь необычным образом.

Он почти не прикасался к еде, за четыре дня съел лишь несколько кусков хлеба.

Видя его тревогу, Федериго сказал: „Козимо, ты боишься отравления, но голодом ты только приближаешь свой конец. Если ты думаешь, что я могу принимать участие в таком гнусном деле, то это ошибка. Да и не думаю я, что твоя жизнь в опасности, ведь у тебя так много друзей, и во дворце, и в городе. Но если все же тебе суждено погибнуть, то можешь быть уверен, они найдут кого-нибудь другого, а я никогда не оскверню своих рук ничьей кровью, а твоей — тем более, ведь ты никогда не делал мне ничего дурного; так что возьми себя в руки, поешь немного и сбереги свою жизнь для своих друзей и своей страны.