Ривас вытянул левую руку вперед, а страх придал ему сил натянуть резинку аж до самого своего подбородка. Он выпустил камень и сразу же, не глядя, попал или нет, выпрыгнул из седла и зашарил по земле в поисках подходящего снаряда. Камень нашелся сразу же; он вложил его в кожаное гнездо и оглянулся, было в поисках сестры Уиндчайм, но тут услышал впереди перед собой ритмичное завывание и снова взял рогатку на изготовку.

Один из мародеров соскочил с велосипеда и бежал в их сторону, вертя меч над головой; именно это вращение и издавало тот странный, почти музыкальный звук. Однако прежде, чем Ривас успел прицелиться, между ними вынырнул велосипед первого ухаря, в которого он стрелял. Он накренился до такой степени, что правое колесо почти скребло по земле осью, а левое вращалось в воздухе словно тарелка, которую раскрутили на конце палки. Велосипедист куда‑то делся. Когда велосипед проехал мимо, Ривас увидел блик света на мече, который, кувыркаясь, улетал куда‑то в сторону, а только что державший его в руках человек почему‑то садился; зад его коснулся земли за мгновение до того, как об нее ударился и его затылок. Потом Ривас увидел и сестру Уиндчайм — она соскочила с лошади — и уже выпрямлялась, опуская правую руку словно бейсболист после подачи.

Скрежет гравия заставил его посмотреть вправо. Еще один велосипед несся пересекающимся с ним курсом. Его седок яростно крутил педали, отводя меч назад для атаки — либо на девочку на застывшей в оцепенении лошади, либо на сестру Уиндчайм. Обе потенциальные жертвы казались застигнутыми врасплох этой атакой.

Понимая, что времени перезарядить рогатку у него уже не будет, Ривас осторожно повернулся на пятках и поднял рогатку, стараясь целиться в точку, чуть опережающую седока, и остро жалея, что не потренировался в стрельбе. В самый последний момент, когда промедление оказалось бы непоправимым, он выстрелил и торжествующе завопил, увидев, что седок рыбкой полетел с велосипеда. Несколько ярдов тот катился по камням рядом со своим потерявшим управление механизмом, потом отстал.

Ривас поспешно пригнулся и сунул в рогатку новый камень, потом медленно повернулся на месте, вглядываясь в берега и дорогу в обоих направлениях. Первый велосипед тем временем завалился набок ярдах в пятидесяти от него, а через секунду он услышал, как и второй с лязгом врезался в береговой откос. Он увидел трех распластавшихся на земле ухарей, и сестру Уиндчайм, и девочку, так и застывшую верхом на своей лошади, и мужчину, так и стоявшего рядом с ней на коленях... а больше вроде бы никого и ничего. Ривас выпрямился и ослабил резинку, а ветер, сносивший в сторону поднятую пыль, вдруг прохолодил его вспотевшие лицо и грудь.

Он смотал рогатку, сунул ее за пояс и побрел к мужчине на коленях. Тот дергал подол своей грязной рубахи, пытаясь оторвать лоскут, чтобы перевязать рваную, сильно кровоточащую рану ниже локтя.

— Сейчас, — прохрипел Ривас, потом обрел какое‑то подобие контроля над своими голосовыми связками. — Ножом будет сподручнее.

— Спасибо, — пробормотал мужчина.

Отрезая кусок ткани отобранным у Леденца ножом, Ривас поднял взгляд на девочку. Та смотрела куда‑то вдаль, чуть нахмурившись, словно пытаясь вспомнить, не забыла ли чего‑то. Он решил, что говорить с ней или просто привлекать ее внимание не имеет смысла. Он отрезал широкую полосу ткани и перевязывал ею руку незнакомца, когда сестра Уиндчайм негромко, но испуганно взвизгнула.

— Этот еще жив, брат! — опасливо позвала она Риваса.

Ривас перехватил нож покрепче и оглянулся.