Ясное дело, подумал он, никакой такой возможности так и не подвернулось, и вот мы в этом самом Богом проклятом Ирвайне. Ну, дважды удача мне все‑таки хоть немного, но улыбнулась: мне повезло, что я оказался достаточно крепок на вид, чтобы меня отрядили сопровождать фургоны с теми, кто не мог больше идти — включая моего подопечного. И еще раз — когда удалось позаимствовать рясу убитого вчера, при втором нападении ухарей пастыря. Однако теперь удача зависит исключительно от меня самого. Моя маскировка неплоха: эти чертовы балахоны никогда не гладят, так что ни одна сволочь не распознает, что эта пролежала двенадцать часов скомканной у меня в мешке, а капюшон скрывает проплешины в шевелюре — пришлось выстричь, чтобы соорудить себе фальшивую бороду.

Ладно, подумай лучше об остающихся двухсот пятидесяти полтинах! И о невероятных историях, которые ты сможешь рассказать, вернувшись с этим парнем из этого дурацкого города на краю света...

Что больше всего наводит страх в этом городе, думал он, бесшумно пробираясь по захламленному переулку, так это то, что во всем этом чертовом селении нет ни одного человека, не оцыпляченного до полного идиотизма. Настоящим пастырям приходилось метаться из стороны в сторону, чтобы глушить бедолаг, подключившихся к этому их вещательному каналу, и штабелями грузить их в фургоны, отправляющиеся в Священный Город. Пожалуй, придется и мне врезать кому‑нибудь — для поддержания образа. Интересно, должны же у этого чертова города иметься какие‑нибудь задние ворота, откуда они вывозят пустые фургоны? Наверняка есть, иначе груды старых фургонов давно выросли бы выше стен, хи‑хи. Если только они не...

Он застыл, ибо в палисаднике у самого выхода на площадь притаилась оборванная фигура, явно наблюдавшая за тем самым фургоном, который был нужен МакЭну. Что ж, подумал МакЭн, сжав и разжав на пробу правый кулак и осторожно скользнув вперед, вот и начнем поддерживать образ...

Однако, когда до фигуры оставалось еще несколько ярдов, фигура с несвойственной Сойкам ловкостью развернулась лицом к МакЭну и, без промедления выхватив из рукава нож, бросилась на него. МакЭну удалось блокировать руку с ножом, но тот с размаху сшибся с ним, и оба покатились на грязную мостовую. Фальшивая борода МакЭна повисла на одном ухе, но он все же сумел оттолкнуть соперника, перекатился в сидячее положение, выхватил нож и сделал ложный выпад, нащупывая слабые места в обороне...

— Фрейк! — ахнул его соперник, и МакЭн застыл. Он всмотрелся в исхудавшее лицо.

— Ты кто? — задыхающимся шепотом спросил МакЭн, не опуская ножа.

— Ривас.

— А ну говори, кто ты, а то... — МакЭн вгляделся пристальнее. — Правда?

Ривас кивнул, прислонился спиной к стене и вытер пот со лба.

— Господи, что с тобой, Ривас? А я‑то думал, ты завязал с этим промыслом.

— Верно думал. — Он несколько раз глубоко вздохнул. — Это... особые обстоятельства.

МакЭн, морщась, поднялся на ноги.

— Быстро это ты с ножом. Я‑то тебя только оглушить собирался.

Ривас наконец отдышался и тоже встал.

— Вот потому‑то ты всегда был и останешься второсортным избавителем.

МакЭн холодно улыбнулся и тщательно поправил бороду на своем моложавом лице.

— Ну да. Думаешь, я буду завидовать тому, что сделало пребывание на первом месте с тобой?

К удивлению МакЭна, Ривас на самом деле покраснел. Ба, да что это с тобой, Грег, подумал он, — уж не сбрил ли ты вместе со своей дурацкой козлиной бородкой свою обыкновенную броню цинизма?

— Насколько я понимаю, ты на работе, — тихо сказал Ривас. — Кто‑нибудь в этом фургоне?

— Верно. Тощий парень у самого края, у заднего правого колеса. Я сам положил его туда вчера ночью.