|
— Я принесу новую бутылку. И не успели мы возразить, как он поспешно ретировался. — Ну да, — сказал я. — Прямо как в больнице. В больнице тоже надо молиться, чтобы кровь у тебя взяла медсестра, а не врач. Клэр рассмеялась. Бабетта тоже улыбнулась. — А мне его жаль, — сказала она. Только Серж задумчиво и серьезно смотрел перед собой. В выражении его лица было что-то почти удрученное, как будто у него отняли игрушку, занимательную головоломку о винах, урожайных годах и сортах винограда. Неуклюжесть метрдотеля косвенно бросала тень и на него. Ведь это он, Серж Ломан, выбрал шабли с прогнившей пробкой. Он-то уже предвкушал стремительное развитие событий: изучение этикетки, одобряющий кивок, пробный глоток. Особенно последнее. Я вдоволь насмотрелся и наслушался, как он потягивает носом, полощет рот, причмокивает, перекатывает вино языком вперед-назад, вплоть до задней стенки горла и обратно. Я всегда отводил взгляд от этого моноспектакля. — Остается только надеяться, что у другой бутылки такого изъяна не окажется, — сказал он. — Было бы обидно, ведь это восхитительное шабли. Он явно находился в затруднительном положении. Ресторан тоже был выбран им, его здесь знают, мужчина в белой водолазке специально вышел из открытой кухни поприветствовать его. Интересно, как бы развивались события, если бы ресторан выбрал я, другой ресторан, в котором он еще не бывал и где метрдотелю или официанту не удалось бы открыть бутылку вина с первого захода; он тогда как пить дать сочувственно ухмыльнулся, покачал головой, — да, я знаю его как облупленного, — смерил бы меня взглядом, в котором ясно читалось: этот Паул всегда приводит нас в самые нелепые места… Другие известные всей стране политики любили коротать время на кухне, собирали старые комиксы или собственноручно ремонтировали свои лодки. Зачастую выбранное хобби совершенно не сочеталось с имиджем того или иного политика. Некая серая мышь с лицом как скоросшиватель вдруг обожает на досуге готовить по французским рецептам и вот уже красуется на цветной обложке очередного воскресного приложения к национальной газете: вязаными прихватками гордо держит противень с мясным рулетом по-провансальски. Что особенно бросается в глаза помимо фартука с репродукцией картины Тулуз-Лотрека, так это улыбка, призванная донести до читателя полученное от стряпни удовольствие. Вернее, не улыбка, а испуганный оскал, — так непроизвольно скалишься, когда на дороге в тебя врезаются сзади, а ты и рад, что отделался легким испугом, — улыбка нескрываемого облегчения от того, что пресловутый мясной рулет по-провансальски не сгорел в духовке дотла. Что именно происходило в голове Сержа, когда среди многочисленных хобби он выбрал себе именно винное? Надо бы уточнить. Может, даже сегодня вечером. Я сделал заметку на полях своей памяти, сейчас не самый подходящий момент, но вечер обещал быть длинным. Раньше он вообще пил только кока-колу, в больших количествах; за ужином он легко мог разделаться с полуторалитровой бутылью. При этом он громко и продолжительно рыгал, за что его часто выгоняли из-за стола. Отрыжка длилась секунд десять, а то и дольше; словно рокочущие раскаты грома, она поднималась из глубин его желудка, создавая ему определенную популярность на школьном дворе — исключительно среди мальчиков (он уже тогда знал, что девочек отрыжки и газы только отпугивают). Следующим шагом стало оборудование бывшего чулана под винный погреб. Со стеллажами для бутылок, в которых, по его выражению, зрело вино. Во время званых обедов он читал лекции о разливаемых у них дома винах. Бабетта наблюдала за этим его увлечением с некоторой долей иронии, не воспринимая его всерьез. Помню, как однажды я позвонил Сержу, которого не оказалось дома, и к телефону подошла Бабетта. |
