В самом деле, после двух совершенно чудесных недель, по-летнему теплых и солнечных, трудно было бы предполагать резкий перепад погодного настроения от улыбки к слезам, вот я и поверил, что называется, в призрака. Попался на уловку капризной кокетки невесть в какой раз за прожитые на одном и том же месте тридцать три года. Может быть, стоит задуматься о состоянии мыслительного аппарата и начать принимать нечто сосудопрочищающее, расширяющее и вообще регулирующее? Стоит. Но рассеянность не позволит довести до победного финала ни один курс приема лекарств, а вкупе с ленью и моим удивительным равнодушием к собственной персоне убьет любое светлое намерение в зародыше.
Впрочем, простудился я не только из-за занятной смеси фамильных черт характера, с которыми меня способна разлучить лишь могила. Настоящими виновниками были туфли, стачанные то ли на кустарных фабриках далекой Поднебесной империи, то ли в одном из подвальных помещений Нового Амстрихта. Китайские, чтоб у их родителя глаза вылезли на лоб или заползли в череп до полного исчезновения! С «чайна мэйд» так всегда: или приобретешь исключительно качественную поделку, которая прослужит верой и правдой много лет, или нарвешься на то, что расползется по швам в считанные дни. Туфли, впрочем, не развалились окончательно, но на дожде радостно принялись едва ли не всасывать в себя воду. Сворачивать с привычной дороги домой показалось мне занятием бесперспективным отчасти еще и потому, что обувные лавки уже с полчаса как были закрыты в связи с окончанием рабочего дня, поэтому не оставалось ничего иного, как прислушиваться к чавканью воды под пятками и стараться избегать особенно глубоких луж.
Ну ничего, сегодня я не намерен повторять ошибок, приводящих к насморку. Судя по показаниям термометра и осторожному заявлению диктора в утренних новостях, к нам пришла настоящая ройменбургская осень. Дожди, утренние заморозки, вечерние туманы… Пора доставать сапоги. Зря я, что ли, их покупал? Настоящая кожа, чулком садящаяся по ступне и на четыре пальца поднимающаяся выше щиколоток. А фасон, какой фасон… Сказка! «Полдень в Палермо», мечта всей моей юности, расцвеченной в немалой степени и фильмами о суровых людях с юга Италии. Кому-то моя обновка покажется старомодной, кому-то наоборот, предвестником очередного возвращения классики, но главное, она - удобная. И уютная.
Все, належался, намечтался! Пора завтракать. А что у нас на завтрак?
По законам жанра следовало бы жарить яичницу с беконом, ибо чем еще может насыщать себя рано утром настоящий англичанин? Но топленый на сковороде подкопченный свиной жир - не самая здоровая пища, а я англичанин только наполовину. Папину.
Генри Джеймс Стоун, высокий, плотный, отчаянно рыжеволосый и столь же отчаянно веселый лондонец, приехал в Ройменбург тридцать пять лет назад, по долгу службы. В город, который я по праву считаю своей родиной, вообще приезжают только по делам. А остаются жить исключительно по любви. В папином случае любовь нашла свое земное воплощение в лице чистокровной немки, белокурой и строгой Дагмары Хоффманн, что любопытно, также оказавшейся в городской черте не из любопытства и праздности, а в процессе рабочей поездки. Но Гермес охотно уступил бразды правления судьбами своих подопечных Афродите, и не прошло и полугода, как в пригороде Ройменбурга Ноймеердорфе поселилась молодая семья. А еще спустя совсем небольшое время у четы Стоун-Хоффманн появился наследник, которого по настоянию мамы назвали Джек.
Да, именно мама ратовала за то, чтобы я носил сугубо английское имя. Как она объясняла, из-за моей похожести на отца. На деле же, грубоватые очертания подбородка и суровые брови я унаследовал скорее от Дагмары, в крови которой наверняка прятались следы не одного рода германских рыцарей. Светло-каштановые волосы и ожидающие своего звездного часа рыжевато-пшеничного оттенка усы - вот это точно от отца, вне всякого сомнения. |