— Врёт! Я хозяйка в этом доме. Нет тут никакого господина, — бесновалась пострадавшая.

Городовой схватил Марику за шкирку и потащил за собой.

— Пойдём в участок, там разберёмся с каким таким господином ты промышляешь, — сурово сказал он.

— Но я не знаю его. Провалиться мне на этом месте, если вру, — поклялась Марика.

Слова цыганки вызвали усмешки. Под вопли и улюлюканье толпы её повели в участок.

— Пустите, я не воровка, — в отчаянии упиралась девочка, понимая, что здесь нет никого, кто бы ей поверил.

Её щёки пылали от возмущения и обиды. Неожиданно от толпы отделилась женщина и преградила им дорогу. Несмотря на теплую погоду, плечи незнакомки укутывало меховое боа, а её лицо скрывала густая вуаль.

— Господин полицейский, цыганка говорит правду, — сказала незнакомка.

— Что?! — рявкнул городовой.

— Я была неподалёку и случайно слышала, как какой-то господин сказал, будто потерял ключ и просил её залезть в его дом и принести запасной.

Женщина говорила негромко, но в её голосе звучала властность, невольно вызывавшая уважение и заставлявшая прислушаться. Городовой пришёл в замешательство.

— Вы можете подтвердить это под присягой и дать описание этого, с позволения сказать, господина? — уже более миролюбиво поинтересовался он.

— Конечно. Отпустите её. Лучше ищите мошенника, который подбивает безвинных детей на преступление. Или вы вместо преступников предпочитаете сражаться с детьми? — сказала незнакомка с ноткой презрения.

Городовой сдвинул фуражку на затылок и задумался.

— Что ж, если это правда… — Он в нерешительности пожал плечами, ослабил хватку и грозно рявкнул на маленькую цыганку: — На этот раз можешь идти, но если я тебя ещё поймаю…

Не веря в своё неожиданное спасение, Марика бросилась в ноги женщине:

— Милая, хорошая. Век за тебя молиться буду! — пылко воскликнула она, но женщина резко отстранилась и выкрикнула:

— Прочь! Не прикасайся ко мне!

Девочка отпрянула, как от удара. Она не понимала, чем заслужила такое отношение и почему незнакомка вдруг так переменилась. На душе у Марики стало горше, чем когда толпа улюлюкала и дразнила её воровкой. Почему мир так жесток? Ведь она не сделала ничего плохого.

Не подавая вида, как ей обидно, девочка тряхнула спутанными кудрями и поднялась с колен. В этот миг что-то блеснуло у неё за поясом и упало на мостовую. Толпа ахнула. В пыли лежал изящный костяной гребень, украшенный тонким золотым орнаментом. Даже на непросвещённый взгляд вещица выглядела дорогой. Городовой тотчас снова схватил девочку и больно выкрутил ухо.

— Так— так, голубушка. А это у тебя откуда? Значит, квартиру ты всё-таки обчистила?

— Нет! Это моё. Мне брат подарил. Пустите, больно! — закричала Марика.

— Значит, брат тоже воровством промышляет? И где же твоя семейка?

Жандарм ещё сильнее крутанул ей ухо. От боли из глаз девочки брызнули слёзы.

— Мой брат — принц! — крикнула она, но её возглас потонул в хохоте толпы.

— А ты ещё и приврать не дура, — усмехнулся городовой.

— В кутузку её, там ей самое место, — крикнули из толпы, и кто-то бросил в девочку гнилым яблоком.

На этот раз спасения ждать было неоткуда. Ухо горело огнём, но Марика поборола слёзы и только сильнее закусила губу, чтобы стерпеть боль. Она не решилась отвести городового к Глебу, чтобы тот подтвердил, что она не лжёт, ведь его самого, чего доброго, могли арестовать за разбитое зеркало. Нужно было выпутываться самой.