Брейди с отчаяньем передернул плечами.

— Временами мне кажется, что я единственный нормальный человек в этом спятившем мире.

Он подошел к двери и легонько постучал по ней пальцами.

— Открыть бы мне хотя бы ее для начала.

Эванс встал и направился к шкафчику под умывальником. Он открыл его и вынул обычную ложку.

— Всегда готов услужить.

Он отодвинул Брейди и опустился на корточки перед дверью. Замок прикрывала стальная пластинка величиной дюймов девять. Эванс быстро согнул ручку ложки и просунул ее между краем пластинки и косяком. Несколько секунд он трудился над нею, пока не раздался щелчок. Он потянул, и дверь тихонько открылась.

— Боже Всемогущий! — выдохнул Брейди.

Эванс осторожно толкнул дверь на место, и еще раз повернул ложку. Послышался еще один легкий щелчок, и Эванс поднялся.

— Но это просто невероятно! — воскликнул Брейди. Эванс покачал головой.

— Старый фокус рецидивистов. Многие из «стариков» здесь могут запросто проделать то же. У здешних дверей замки, по большей части, врезные, и им уже немало лет. Как-нибудь в ближайшее время начальство, должно быть, спохватится, и их заменят.

Он усмехнулся.

— Но это не важно. Покажи мне любой ключ, какой тебе вздумается, хотя бы на пять секунд, и я его сделаю его по памяти.

Он отошел к своей кровати и опять закурил.

— Но я не понимаю, — сказал Брейди. — Ты ведь сказал, что отсюда нельзя убежать.

Старик с сожалением покачал головой.

— Возьми еще сигарету, сынок, а я тебе попробую объяснить, как обстоят дела. Выйти из камеры — только начало. Тебе придется пройти через ворота этого корпуса внизу. После этого ты окажешься в главном зале. Оттуда тебе надо пройти не больше и не меньше, как еще через пять ворот, прежде чем ты попадешь во двор, а главный выход уже сам по себе неприступная крепость. Даже у начальника там требуют пропуск.

Эванс покачал половой.

— Повышенная надежность, сынок. Самые отпетые парни отбывают здесь срок. Потому-то тут все так и сделано.

— И все-таки я найду способ, — ответил Брейди. — Дай только время.

Но с этим нельзя тянуть, — сказал он себе, лежа на своей койке. С этим нельзя тянуть. Долго я этого не выдержу. Он закрыл глаза, и лицо это как будто усмехнулось ему из темноты — лицо, стоявшее перед ним все время, пока длился суд, и те две недели, что он провел, как ходячий мертвец, в камере смертников.

Почему именно я? — спрашивал он себя. Почему я? Но ответа не было, да и быть не могло, пока он не выйдет отсюда и не отыщет его. Он повернулся лицом к стене, натянул одеяло на плечи и заснул беспокойным сном.

Дни, последовавшие за этим, слились в один ряд. Каждое утро после завтрака пятьдесят человек строились перед старшим надзирателем в главном дворе и получали задание на день. Сам корпус был, в основном, почти достроен, но оставалось еще порядочно недоделок на металлических конструкциях на уровне четвертого этажа. Эванс работал там сварщиком и клепальщиком, и Брейди отдали ему под начало. Видя, с каким искусством американец обращается с паяльной лампой, старик отошел, предоставив тому работать самостоятельно.

— Черт подери, сынок, — сказал он. — То, чему я мог бы еще научить тебя с этой горелкой, лучше никому не показывать. Ты прямо как будто создан для этого!

Брейди улыбнулся и сдвинул защитные очки на лоб.

— Ты просто неисправим. Ах ты, старый мошенник! Ты все-таки плохо кончишь!

Эванс угостил его сигаретой, и они присели на корточки в углу между балочными фермами, глядя сверху на город.