Милли не понимала, как можно быть таким тупым.
– Дилан, я видела тебя. С ней. Вчера вечером на ярмарке.
– Да? И что?
Она ещё никогда так не бесилась.
– Вы держались за руки. Вы были вместе.
– Да? И что? – повторил он, но потом его наконец осенило. – Постой, Милли, ты думала, что я с тобой… встречаюсь?
Милли сглотнула и усилием воли заставила себя не плакать.
– Ты заметил меня. Принёс мне книжку. Водил пить чай. Конечно, я думала, что мы можем. В будущем. Ну, встречаться.
– Ух ты, – протянул Дилан. – Прости, что сбил тебя с толку. Ну, ты замечательная и очень милая, и всё такое, но я никогда не хотел, чтобы ты подумала, что мы не просто друзья. У тебя что, никогда не было друзей-парней, которые не были… ну… твоими парнями?
Ханна была единственной подругой Милли, да и та её бросила. Но об этом Милли Дилану говорить не собиралась.
– Конечно, были. Но, Дилан, ты же сказал мне, что я единственная, кого ты считаешь клёвой в этой школе.
– Да, я так сказал. Но это был мой первый день в школе. С тех пор я познакомился и с другими клёвыми людьми.
– Вроде Брук? – Голос Милли сочился сарказмом.
– Что, тебе не нравится Брук? – удивился Дилан.
– Она ничем не замечательна кроме того, что блондинка, – сказала Милли. Не надо стесняться в выражениях. Правда есть правда.
– Ты хоть раз с ней разговаривала? – спросил Дилан. – Знаешь, какая она?
Милли вообще хоть раз слышала, как Брук говорит? На уроках истории США она сидела тихо – как предполагала Милли, потому, что мозгов не хватало, чтобы сказать что-нибудь интересное или важное.
– Никогда с ней не говорила, – ответила Милли. – Я не разговариваю со всеми подряд.
Дилан покачал головой.
– Брук – не все подряд. Она умная, начитанная и добрая. Хочет стать ветеринаром. Какая разница, какого цвета её волосы? – Дилан посмотрел на неё так пристально, словно хотел прожечь взглядом. – Милли, ты меня разочаровала. Ты, со своей чёрной одеждой, чёрной подводкой для глаз и чёрным лаком для ногтей. Я-то думал, что хотя бы ты понимаешь, что нельзя судить о человеке по внешности. Тебе не нравится, когда так поступают с тобой, но при этом сама виновна в том же самом. Насколько я помню, это называется «лицемерие». – Он поднялся. – Думаю, на этом разговор закончен.
Приближались зимние каникулы; Милли мрачнела с каждым днём. Холода, серое небо и опавшие листья идеально соответствовали её эмоциональному состоянию. Весёлые праздничные гирлянды и пластиковые Санта-Клаусы на домах раздражали её, а рождественские песни в магазинах и других общественных местах просто бесили. Ей казалось, что если она хоть ещё раз услышит «Чудесную зимнюю страну», то уже не сможет отвечать за себя.
Праздничное веселье, мир во всём мире и добрая воля – это просто ложь, которую люди говорят друг другу. Зима – это время смерти.
За ужином – овощное рагу для Милли, овощное рагу с соусом для дедушки – дедушка спросил:
– Ну что, ты рада, что завтра последний день учёбы перед каникулами?
– Не особо, – ответила Милли. – Слушай, я уже несколько дней хочу тебе сказать – я не буду в этом году праздновать Рождество.
Дедушка помрачнел.
– Не будешь праздновать Рождество? Но почему?
Милли ткнула вилкой в кусок брокколи.
– Я отказываюсь притворяться счастливой в какой-то определённый день просто потому, что общество говорит, что так надо. |