— Не сердись, — сказала Сильвия. — Я должна была прийти.

Она тихо подошла и забросила ему руки на шею, почти силой отвора­чивая его лицо от окна. Рютт неуверенно обнял ее, стараясь по-прежнему следить за садом.

— Я больше не могу так... — Сильвия положила голову на плечо Рютта. — Это должно окончиться! Должно, понимаешь!.. Я уже ни дня больше не могу ему улыбаться, не могу выносить, когда он целует меня, желая спокойной ночи и доброго утра. Я не могу думать об этой поезд­ке с ним в Америку. Мне кажется, я могла бы его просто хладнокровно убить! — Она посмотрела в глаза Рютту. — Да, могла бы убить и убью его, если ты что-нибудь не придумаешь! — Произнося последние слова, Силь­вия невольно заговорила громче.

— Тише! — Рютт прижал ее к себе, как бы обнимая, но даже она, веро­ятно, ощутила, что мужчина сделал это лишь для того, чтобы заставить ее молчать, и резко отстранилась.

— Ну ты же видишь, что они ловят там этих проклятых бабочек, — сказала она со злостью.

— Но твоя невестка... Если услышит хоть одно слово — тут же ему донесет! Она тебя ненавидит... — Он умолк и быстро прижал палец к ее губам, предвидя ответ. — Пойми, — закончил он не очень уверенно, — я ведь всем ему обязан. Не могу вынести мысли, что он о нас знает... Что мы здесь... под его крышей...

— Под его крышей?! — Она смотрела на него в темноте, и Роберт вне­запно ощутил надежду, смешанную с острой болью унижения. А может, она в эту минуту отдала себе отчет в том, что любит человека, который является всего лишь секретарем знаменитого профессора и не хочет быть никем другим до конца своей жизни, а свой роман с его женой считает величайшей, хотя, может, и самой приятной ошибкой в жизни. Но Силь­вия явно хотела остаться слепой. Как подавляющее большинство женщин, обладающих сильным характером, она не видела очевиднейших истин, если не хотела их замечать. — Какое мне дело до его крыши?! А если ты, как и я, не можешь больше это выносить — давай убежим! — Она снова приблизилась к нему и взяла его за плечи. — Слышишь? Убежим прямо сегодня... или завтра утром, потому что я больше так не выдержу! О, если бы он умер! Я была бы самой счастливой женщиной в мире!

— Тииише! — машинально предостерег он ее снова, но тут, словно молния, блеснула в его голове мысль о том, что если бы действительно про­фессор Гордон Бредфорд каким-то чудом скончался этой ночью, то тогда и он, Роберт Рютт, был бы самым счастливым человеком на свете. Или если бы она умерла? При одной мысли о том, что случится, если эта безумная женщина, в конце концов, проговорится о том, что их связывает, его окатил холодный пот.

— Послушай, — мягко сказала Сильвия, прерывая ход его мыслей, — я вышла за него, потому что он был очень богат и добр ко мне. Я тогда очень от всего устала и думала, что ничего уже не хочу, кроме покоя, а потому легко через все это пройду. Но теперь уже не хочу ни доброты, ни денег этого старого ревматика. Я хочу тебя. И ты будешь моим, явно и открыто перед всем миром, так, как женщина и должна иметь мужчину.

Роберт подумал, что скорее мужчина должен говорить такие слова женщине, которая ему желанна, но смог сказать только:

— Ради бога — тише!

— Вот именно! — тряхнула головой Сильвия. — Мне надоели ложь, шепот и тайные свидания! Если ты меня любишь так, как говоришь, да если даже ты лишь наполовину любишь меня так, как говоришь, то давай убежим, или...или... Послушай, мы должны что-то сделать! Все это не может так продолжаться! Роберт! — Она взяла его голову в ладони и выну­дила смотреть ей в глаза.