— Да нет, ты что! Дом полон людей: жена, брат, невестка, секретарь, горничная — все они были тут с ним, когда он погиб... Но все спали и никто ничего не слышал.

— Он застрелился?

— Нет... — Паркер отрицательно покачал головой. — KCN в кофе.

— Как ты сказал? — поднял брови Алекс. — Я не силен в токсиколо­гии. Можешь мне подробнее объяснить, что такое KCN?

— Цианид калия, или цианистый калий...

— Ага, спасибо. Он был один в комнате, когда пил этот кофе?

— Похоже на то.

— И в котором часу?

— Примерно между половиной третьего и четырьмя утра, как утверж­дает доктор Беркли. Но он говорит, что когда покойник будет на его столе, сможет точнее назвать время смерти.

— Ну так как другие могли что-нибудь слышать?

Алекс закурил и глубоко затянулся.

— Не знаю как, не знаю почему. Ничего не знаю. Я только что разго­варивал со всеми ними. Они ведут себя сдержанно, как и пристало нашим английским братьям и сестрам, но все они мне не нравятся. Все до единого. Я велел им разойтись по комнатам, и все они сейчас, как бы это выразиться, под своего рода наблюдением Стивенса, который прогуливается вон там по коридору... — Паркер показал пальцем на потолок. — Джонс стоит внизу в холле. Это единственный выход из дома.

— А ты не принимаешь во внимание действительную возможность самоубийства?

— О, разумеется. Перед покойным даже лежало письмо самоубийцы.

— Ну тогда... — Джо сел и зевнул. — А не могли бы мы выдвинуть единственную в этом случае приличную гипотезу, то есть, сказать себе, что сэр Гордон Бедфорд, несмотря на то, что был владельцем изумительного по красоте буфета, пожелал распрощаться с этим миром? Если так посту­пим, то я вернусь домой и снова лягу в постель. И можешь не сомневаться, немедленно усну. — Он глянул на часы. — Семь утра! Господи, какая рань... А ты, хотя никогда и не спишь вообще, мог бы вернуться в Скотленд-Ярд и после сообщения всем заинтересованным высокопоставленным лицам этого известия заняться будничной канцелярской работой. А, Бен? У тебя ведь есть прощальное письмо и, как я понимаю, нет ни одного подозрева­емого, иначе ты давно бы мне сказал об этом, и самое главное — нет ни одной зацепки. Разве не так? Я только вот не понимаю: почему ты сейчас выглядишь так, будто сам его убил?

— Если б я его убил, то, по крайней мере, знал бы точно, что тут про­изошло. А пока настолько ничего не понимаю, будто перед моим прибы­тием сюда через этот дом протопало стадо слонов. Кстати, ты, я полагаю, знаешь, кем был сэр Гордон Бедфорд?

— Знаю. Очень богатый джентльмен в среднем... ну, скажем, в позд­нем среднем возрасте с разнообразными интересами и любовью к изуче­нию ночных бабочек. Был даже почетным профессором Оксфордского университета, не правда ли? Он умер. Это случается с каждым. Наверно, ему надоела жизнь, и он оставил прощальное письмо, в котором объяснил мотивы своего шага. Это тоже случается со многими.

— Да. Только есть одно «но», — Паркер иронично улыбнулся. — Да, письмо он оставил. Но не одно прощальное письмо, а целых два. И каждое из них содержит совсем иной мотив этого, как ты называешь, шага. А это, насколько мне известно, не очень часто встречается, не так ли?

— Ну наконец-то! — Джо встал. Вся сонливость мгновенно исчезла, будто кто-то вылил ему на голову кувшин ледяной воды. — Я знал, что ты что-то прячешь в рукаве, старый, хитрый плут. Ага! Теперь отчетливо все себе представляю: приезжаете, ты находишь прощальное письмо самоубий­цы, вздыхаешь с облегчением, а потом куда-то заглядываешь и... находишь другое письмо! Как говорят в школе: с той же силой, но в противополож­ном направлении.