— Ты видел эту лошадь! — кричал Огонек. — Шмель!

— Я сам, — отстранился казак и, прихрамывая, поскакал следом за товарищами. Они неслись без оглядки, пока не обогнули церковь и не выскочили на площадь.

Чалый, Кострулев и Улдис бродили по пустым кабинетам сельсовета.

— Ни одной бумажки не оставили, — заметил латыш.

— А что ты значишь без бумажки? — усмехнулся Чалый. — Сначала документы, потом человек.

— Идите сюда, — позвал Кострулев.

На полу во второй комнате стоял мощный сейф, на стене висела карта.

— Карта вместо портрета вождя! — удивленно воскликнул Улдис. На его реплику не обратили внимания, все разглядывали

карту.

— Не в такую уж глушь нас с вами закинули, как нам казалось.

— Я в них ничего не понимаю, — помотал головой Кострулев.

— Тут даже масштаб не обозначен, — процедил сквозь зубы Чалый.

Улдис снял карту со стены и разложил ее на столе.

— Масштаб определить просто. По озеру. По моим прикидкам оно не шире трех километров. А теперь смотрите на эту линию. Знаете, что это? Железная дорога. Прямого пути до нее нет, кругом зеленая масса. Местные сами проложили путь к «железке» через тайгу. Следы от телег найти — это и будет дорога. Направление юго-восток. Фонари и компасы у нас есть. С оружием и пайкой в вещмешке можно добраться до станции. Вот она. Скорее всего, обычный полустанок. Называется Черная балка.

— И сколько до нее? — спросил Кострулев.

— Километров восемьдесят.

— Соблазнительно, — кивнул головой Кистень.

— Без документов? — усмехнулся Трюкач.

— К станции идти незачем, левее, где железка описывает дугу, поезда скорость снижают, можно вскочить на ходу в любой состав, идущий на запад.

— А дальше что? — спросил Чалый.

— Два года тому назад мы дернули из Оротухана. В ноябре. Всю зиму шли. Ворон жрали и вышли к маяку живыми. Пятьсот сорок верст. Дальше нас море не пустило, не то до Москвы дошагали бы. И о бумагах мы не думали, о жратве забыли, нам нужна была свобода. Любая, только не рабство.

— Мы не в лагере, Улдис. Нам дали шанс.

— Кому ты веришь, Родион? Тем, кто за тобой ходил с кнутом, пока ты горб гнул на рудниках?

— Они идут с нами в одной связке, и уж точно сдыхать не хотят. Теперь мы все равны.

— Бандершу пожалел. Я вижу, как она на тебя смотрит. Ей опора нужна, в тебе она ее и нашла, ты самый здоровый из нас.

— Когда до золота доберемся, там видно станет, кто кому опора, — вмешался в перепалку Кострулев, обходя сейф.

— Хочешь взглянуть на содержимое? — спросил Чалый.

— Я с детства болен любопытством, меня интересует все, что от меня прячут.

— Дверь лбом прошибать будешь… — не без иронии проговорил Латыш.

Кострулев оторвал от ящика стола бронзовую ручку. Изогнул ее, заточил о каменный подоконник, примерил, еще подогнул и просунул изогнутый штырь в замочную скважину. Приложив ухо к двери, он пошевелил самодельным орудием, и все услышали щелчок. Поворот ручки — дверь открылась. На нижней полке сейфа лежали пачки денег, на верхней — Конституция СССР, Устав партии, дореволюционное издание Библии и две тонкие папки, завязанные тесемочками. Ничего интересного.

— Теперь можно не сомневаться, здесь жило племя сумасшедших, — сделал вывод Кострулев.

— Черт, целое состояние! — помотал головой Блонскис.

— Им оно не понадобилось. Значит, сельчане ушли в тайгу, где деньги никому не нужны, — решил Чалый. — Могли бы двинуть к людям.