У Барнета были свои собственные идеи относительно гигиены; он был убежден, что не следует ложиться спать с пустым желудком, а потому развел костер из сухого дерева и начал ту же операцию, что и накануне, причем ему помогал Рама, поддавшийся его увещеваниям. На этот раз уток на примитивном вертеле заменил молодой олень, и наши лакомки признались друг другу, что это еще лучше. «Утки отдают иногда болотом, что не всем может прийтись по вкусу», — прибавил Боб, утешая себя.

Какую странную ночь провели авантюристы в джунглях под двойной защитой скал и честного Ауджали! Едва успело зайти солнце, как со всех сторон мрачной долины поднялся странный и дикий концерт: тявканье шакалов, ворчанье ягуаров и пантер, жалобные крики крокодилов, могучие переклички диких слонов друг с другом раздавались до самого утра, иногда в нескольких шагах от спящих, которые бессознательно воспринимали эти звуки во сне, и им снились фантастические битвы, в которых сипаи и шпионы смешались в страшной сумятице со всеми дикими зверями в мире.

Всякий раз, когда эти крики раздавались поблизости от грота, слон глухо ворчал, не оставляя, однако, доверенного ему хозяином поста. Незадолго до восхода луны он начал выказывать все признаки сильнейшего гнева; молодой Сами, который только что проснулся, тихонько встал и подошел к нему, чтобы успокоить его. Ему показалось, что между скалами впереди грота проскользнула какая-то тень с очертаниями человеческой фигуры, которая удалялась ползком, и он хотел было сообщить об этом Нариндре, но видение это так быстро промелькнуло мимо него, что он подумал, что ошибся, и решил молчать, опасаясь быть осмеянным… Он стоял так целый час, стараясь проникнуть взором сквозь густую тьму, которая набрасывала непроницаемый покров на все предметы, и прислушиваясь к каждому шуму, доходившему извне… Но ему не удалось ни увидеть, ни услышать ничего такого, что подтвердило бы его видение, и он занял прежнее место рядом с маратхом.

На рассвете Сердар был уже на ногах и разбудил всех; это был час, назначенный им для совета, и он тотчас же без всяких предисловий открыл его.

— Вам известен, — начал он просто, — тот единственный вопрос, который нам необходимо решить: как выйти из долины, два доступных прохода которой бдительно охраняются силами, настолько превосходящими наши, что мы не можем вступить с ними в открытый бой, а между тем мы во что бы то ни стало должны выйти отсюда! Вчера я большую часть дня думал об этом и в конце концов остановился на одной мысли, которая кажется мне наиболее исполнимой; когда вы все изложите мне свои мнения, тогда и я скажу вам, имеет ли мое предложение преимущество перед вашими. Первое слово предоставляется обыкновенно самому молодому. Твоя очередь, Сами, сообщи же нам результаты своих размышлений.

— Я только бедный слуга, Сахиб, и какой совет могу дать в свои годы? Я взобрался бы на Ауджали и под защитой хаудаха попробовал бы пробраться через северный проход, который ближе всего к берегу Индостана, в одну из следующих ночей, до восхода луны.

— Это было бы недурно, будь оттуда всего несколько миль до Манарского залива, где крейсирует Шейх-Тоффель на своей шхуне и ждет, чтобы свезти нас в Индию. Но по выходе из долины мы должны будем пробежать шестьдесят миль до оконечности острова, и это во враждебной стране, вооруженной против нас. Не следует забывать, что все деревенские жители-сингалы — наши заклятые враги, которых англичане уверили, что в случае торжества революции индусы немедленно завладеют Цейлоном, чтобы силой заставить туземцев принять брахманизм… Впрочем, если ничего не придумаем лучше, попробуем и это. Твоя очередь, Нариндра!

— Я думаю, Сахиб, что нам следует расстаться и сегодня же вечером попробовать поодиночке пробраться через южный проход, хорошо всем нам известный, потому что это тот самый, по которому мы спускались сюда.