По мере того, как осуществлялась Перемена, с каждым ее новым
практическим шагом пропасть все более расширялась, и мне становилось все труднее следить за рассказом.
Я положил последнюю тетрадь и встретил дружелюбный взгляд автора. Он по-прежнему казался мне очень симпатичным.
Меня смущал один вопрос, но я не решался задать его. Он казался мне, однако, настолько важным, что я наконец спросил:
- И вы... вы стали ее возлюбленным?
Он приподнял брови и ответил:
- Конечно.
- Но ваша жена?..
Он, видимо, не понял меня.
Я колебался, меня смущала пошлость моих вопросов.
- Но... - начал я, - вы оставались любовниками?
- Да, - ответил он.
Я усомнился в том, что мы понимаем друг друга, и сделал еще более смелую попытку.
- А других возлюбленных у Нетти не было?
- У такой красивой женщины! Я не знаю, сколько человек любило в ней красоту, не знаю и того, что находила она в других. Но мы, понимаете
ли, мы четверо были большими друзьями, помощниками, любовниками в мире любовников.
- Четверо?
- Ну да, четвертый - Веррол.
Мне внезапно представилось, что мое возмущение мрачно и низко, что дикие подозрения и грубая ревность моего старого мира не существуют для
этих людей, исчезли из их утонченной жизни.
- Вы устроили, следовательно, - сказал я, стараясь смотреть на вещи как можно шире, - один общий домашний очаг?
- Домашний очаг! - воскликнул он и посмотрел на меня, а я, не знаю почему, посмотрел на свои ноги. Какие неуклюжие, безобразные ботинки! И
какой грубой и бесцветной показалась мне моя одежда! Каким грязным казался я среди этих изящных, доведенных до совершенства вещей! На минуту я
поддался чувству возмущения. Я хотел отделаться от всего этого. В конце концов, все это не в моем вкусе. Мне захотелось сказать ему что-нибудь
такое, что осадило бы его; захотелось бросить ему оскорбительное обвинение и, таким образом, окончательно убедиться в верности моих подозрений.
Я поднял голову и увидел, что он встал.
- Я совсем забыл, - сказал он. - Вы думаете, что старый мир еще существует. Домашний очаг!
Он протянул руку, и большое окно бесшумно раздвинулось донизу, и я увидел панораму волшебного города. На минуту предо мною совершенно ясно
предстали колоннады и площади, деревья, унизанные золотистыми плодами, кристальные воды, музыка, радость, любовь и красота, растекающиеся по
живописным и извилистым улицам. Я разглядел и ближайших людей, уже не искаженных зеркалом, висевшим над нами. Они не оправдывали моих
подозрений... и все же... это были те же прежние люди, но измененные. Как выразить эту перемену словами? Так преображается женщина в глазах
влюбленного, так преображается женщина благодаря любви. Они казались восторженными...
Я стоял рядом с ним и смотрел. Мое лицо и уши горели; меня смущало неприличие моего любопытства и угнетало чувство глубокого нравственного
различия. Он был выше, чем я.
- Вот наш очаг, - сказал он, улыбаясь и задумчиво глядя на меня.
|