— Мои эскизы, очевидно, не понравились тебѣ, - сказалъ онъ и сунулъ листы въ папку.
— Прости, напряженное желаніе вникнуть въ твои идеи разстраиваетъ мои нервы, когда я одна, — у нея былъ пріятный голосъ, но въ эту минуту въ немъ слышалось раздраженіе. — Я только тогда и понимаю что нибудь, когда ты сидишь подлѣ меня и объясняешь.
— Или когда я подпишу внизу, какъ какой нибудь несчастный кропатель: «это пѣтухъ» и такъ далѣе, — весело засмѣялся баронъ. — Вотъ видишь, Феликсъ, какое впечатлѣніе производятъ мои рисунки!.. A вы всѣ постоянно увѣряли меня, что у меня талантъ. Однако намъ надо идти, если ты хочешь переговорить съ папа до чаю.
Они вышли, причемъ Феликсъ бросилъ тревожный взглядъ на молодую дѣвушку, бывшую повидимому въ веселомъ говорливомъ настроеніи въ полномъ сознаніи своей красоты подлѣ странной безцвѣтной женщины, державшейся такъ холодно. Онъ видѣлъ еще, какъ Люсиль сняла шляпку, между тѣмъ какъ баронесса своими тонкими бѣлыми пальцами снова взяла работу.
— Вы позволите, сударыня? — сказала Люсиль и безцеремонно бросила свою шляпу на довольно далеко стоявшую скамью.
Баронесса съ удивленіемъ взглянула на нее, потомъ стала слѣдить за полетомъ украшенной перьями соломенной шляпы, которая, описавъ кругъ, упала на землю. Въ ту же минуту зашуршали тяжелыя занавѣски одного изъ оконъ, оттуда выскочила маленькая обезьяна и схватила шляпу.
Люсиль вскрикнула, увидавъ маленькое существо, черное, какъ чертенокъ.
— Сюда, Минка, — приказала баронесса и погрозила пальцемъ. Минка обѣими руками держала шляпу надъ своей головой и такъ подбѣжала къ своей госпожѣ. Это было очень забавно. Люсиль забыла свой испугъ и громко смѣялась, между тѣмъ какъ молодая женщина, даже не улыбнувшись, отняла у обезьяны ея добычу.
— Я очень сожалѣю, что вы испугались, — сказала она и положила шляпу на столъ подлѣ молодой дѣвушки. — Мой мужъ терпѣть не можетъ Минку, она это знаетъ и пока онъ находится въ комнатѣ, спокойно сидитъ гдѣ нибудь въ уголкѣ. Я забыла, что она здѣсь.
— О, такой легкій испугъ не повредитъ мнѣ, у меня не разстроенные нервы, какъ у мама, я молода и здорова, — живо и весело отвѣчала Люсиль, стараясь ласковыми жестами приманить къ себѣ обезьяну.
Да, молода и здорова, очаровательна и граціозна была дѣвушка, по которой сѣрые глаза баронессы скользнули долгимъ косымъ взглядомъ.
— Недавно я испугалась гораздо больше — въ монастырскомъ помѣстьѣ какое-то чудовище прыгнуло чуть не черезъ голову мнѣ; Феликсъ утверждаетъ, что это былъ котъ.
— Вы гостили въ монастырскомъ помѣстьѣ?
— Я? Сохрани меня Богъ, — вскричала Люсиль, въ ужасѣ отмахиваясь руками. — Меня морозъ подираетъ пo кожѣ при мысли провести хоть одну ночь въ этомъ домѣ. Были вы когда нибудь тамъ?
Молодая женщина покачала головой.
— Я не имѣю обычая водить знакомство съ сосѣдями.
— Ну, такъ вы не можете даже себѣ представить, что тамъ такое. Для меня неразрѣшимая загадка, какъ могъ Феликсъ жить въ этихъ комнатахъ съ допотопной мебелью, куда мы не помѣстили бы даже свою прислугу, вѣроятно и постели также грубы и ужасны. Надо имѣть привычку… Ахъ, какое милое забавное существо, — прервала она себя и стала ласкать обезьянку, прыгнувшую къ ней на колѣни и обнявшую ее своими маленькими ручками, точно человѣкъ.
Она сняла съ руки браслетъ, осыпанный каменьями, и надѣла его на тонкую шею Минки, a маленькія волосатыя плечи ея задрапировала батистовымъ носовымъ платкомъ, который заколола на груди брошкой. Она хохотала, какъ безумная, когда обезьяна спрыгнула на полъ и начала рвать острыми зубами дорогое кружево платка и царапать ногтями нежеланное ожерелье. |