Старый баронъ бросилъ на нее искоса полунасмѣшливый, полусердитый взоръ.

— Пожалуйста, Арнольдъ, не порти жизнь этихъ дѣтей, — вскричалъ онъ своимъ веселымъ добродушнымъ тономъ. — Феликсъ славный малый, въ его жилахъ нѣтъ лягушечьей крови! Въ молодости я ни за что бы иначе не поступилъ. Кто не умѣетъ ловить улыбающееся ему счастье — не человѣкъ, a тряпка. Позвони-ка, сынъ мой, пусть Адамъ подастъ шампанское.

— Адамъ, папа? Да вѣдь ты его прогналъ сегодня послѣ обѣда.

Старый баронъ посмотрѣлъ кругомъ широко открытыми удивленными глазами, какъ будто не вѣря тому, что слышитъ, потомъ, вспомнивъ, ударилъ себя по лбу.

— Проклятая исторія! Я безъ него не могу обойтись, — проворчалъ онъ сердито. — Неужели онъ въ самомъ дѣлѣ ушелъ, старый дуракъ.

— Да, отецъ, по твоему настоятельному приказанію, — сказалъ молодой баронъ. — Ты обошелся съ нимъ очень дурно сегодня.

— Ба! не долженъ ли я былъ надѣть перчатки и привѣтствовать его, когда онъ сыгралъ такую плохую шутку и предалъ своего господина?

— Я говорилъ съ Адамомъ, — горячо вступился Феликсъ, — онъ былъ внѣ себя отъ горя. Я не понимаю даже, какъ можно было его заподозрить въ этомъ — такое подлое предательство, и мой дядя…

— Молчи! Твой дядя мошенникъ! — закричалъ старикъ своимъ львинымъ голосомъ, и краска гнѣва покрыла его лицо. — Онъ обокралъ меня такъ же, какъ и тебя лишилъ наслѣдства. Какъ и гдѣ онъ похитилъ мою тайну, трудно угадать, вѣдь этотъ негодяй себѣ на умѣ. Онъ всю жизнь бродилъ во мракѣ, но ее онъ подслушалъ, укралъ, это вѣрно. Ну, довольно объ этомъ!

Онъ откинулся на спинку кресла.

— Если господинъ Адамъ еще не одумался и не вернулся, пусть Христіанъ подастъ шампанское, — приказалъ онъ спокойно.

Баронъ Шиллингъ отворилъ дверь и отдалъ приказаніе.

Изъ сѣней послышался шумъ голосовъ, но никто изъ присутствующихъ не обратилъ на это вниманія.

Дверь быстро захлопнулась… Вскорѣ послѣ того въ салонъ вошелъ слуга съ подносомъ, и вмѣстѣ съ нимъ ворвался все усиливавшійся шумъ. Изъ общаго гула выдѣлялись восклицанія изумленія и ужаса.

— Чортъ возьми! Кажется уличный скандалъ перешелъ къ намъ въ домъ, — вскричалъ старый баронъ, прислушиваясь. Онъ выпрямился, опираясь руками на ручки кресла, и взглянулъ на вошедшаго слугу, у котораго посуда подозрительно звенѣла на подносѣ.

— Что съ тобой? — вскричалъ онъ. — Ты блѣденъ, какъ мертвецъ, и дрожишь, какъ несчастный грѣшникъ! Что тамъ случилось?

— Это изъ-за Адама! — проговорилъ, запинаясь, молодой лакей.

— Изъ-за Адама? Развѣ онъ вернулся, негодяй?

— Нѣтъ, сударь, только его Анхенъ. Она уцѣпилась за сторожа Фрица и не хочетъ идти домой къ бабушкѣ.

— Ей тамъ и дѣлать нечего, — она принадлежитъ отцу, а его домъ въ домѣ Шиллинга. Почему онъ не возвращается? Пусть тотчасъ же придетъ!

— Адама, сударь, только что вытащили изъ воды — онъ умеръ.

Старый баронъ упалъ въ кресло, какъ бы пораженный ударомъ.

Въ ту же минуту баронесса испустила крикъ ужаса. Она вскочила съ мѣста, бросилась къ мужу и спряталась въ его объятіяхъ.

— Тамъ, тамъ, — бормотала она, указывая на стѣну, прислонившись къ которой сидѣла.

— Тамъ что-то шевелится, кто-то громко вздыхаетъ, будто человѣкъ полной грудью — на меня подуло холодомъ!

При этомъ крикѣ Люсиль однимъ прыжкомъ очутилась подлѣ Фоликса.