Но мальчикъ отвѣтилъ, не дожидаясь вопроса, — онъ чувствовалъ себя подъ защитой этой женщины.

— Я попалъ черезъ изгородь съ большимъ мальчикомъ, — сказалъ онъ своимъ кроткимъ ласковымъ голосомъ. — Онъ всегда тамъ проползаетъ и бросаетъ камнями въ утокъ, которыя плаваютъ у насъ на пруду. Онъ хотѣлъ мнѣ показать своихъ кроликовъ…

— Такъ, — сказалъ совѣтникъ; онъ растерянно гладилъ и теребилъ свою бороду, — поразительное хотя и быстро исчезнувшее выраженіе лица сестры заставило его повидимому призадуматься. — Черезъ изгородь, значитъ, которая отдѣляетъ насъ отъ усадьбы Шиллинга… Прекрасное открытіе! Мой Витъ на землѣ Шиллинговъ. Я велю сейчасъ же всю изгородь покрыть колючками. Гмъ, теперь я узнаю, этотъ мальчикъ оттуда, я иногда вижу тамъ голубую куртку. Онъ принадлежитъ къ американской семьѣ, которая величаетъ себя «фонъ Вальмазеда», какъ я слышалъ — хорошіе должно быть люди! Мужъ шатается гдѣ-то на водахъ, а семью прислалъ безъ гроша денегъ въ домъ Шиллинга, гдѣ она отлично живетъ и веселится на чужой счетъ къ величайшему неудовольствію прислуги.

Всѣ эти сообщенія, сдѣлавшія бы честь любой сплетницѣ произносились глухимъ грубымъ мужскимъ голосомъ!..

— Шиллинги всегда были глупцами и расточителями, — продолжалъ онъ громче, переводя духъ. — Актеры и искатели приключеній всегда находятъ тамъ пріютъ. Но гордой баронессѣ это не нравится, — она бѣжала отъ милой испанской семьи.

Онъ остановился, сестра стояла передъ нимъ, какъ статуя. Она неподвижно смотрѣла на закрытое окно, черезъ которое тщетно старались выбраться двѣ большія мухи и заблудившаяся оса, и только, когда совѣтникъ замолчалъ, она устремила такой же неподвижный взглядъ на его лицо.

— Развѣ это касается насъ? — сухо проговорила она. — Развѣ мы заботились когда нибудь о томъ, кого Шиллинги принимаютъ у себя?

— Прежде, конечно, Тереза, когда королевскій офицеръ ухаживалъ за прекрасной, обвороженной имъ золотой рыбкой Вольфрамовъ. Но все это давно поросло травой. Теперь же я снова долженъ безпокоиться, такъ какъ Витъ сыгралъ плохую штуку, приведя себѣ оттуда товарища, — прекрасное было бы для меня знакомство!.. А ты никогда не должна бы забывать, что ты обязана дому Шиллинговъ всѣмъ своимъ позоромъ и разбитой жизнью… Я полагаю, что даже воздухъ, доносящійся оттуда, долженъ бы оскорблять тебя. Я со своей стороны въ теченіе послѣднихъ восьми лѣтъ, конечно ради тебя, заботился о томъ, чтобы на подошвахъ даже никто не занесъ въ мой домъ ненавистной земли, а ты принимаешь эту залетѣвшую къ намъ зловѣщую птицу, ведешь ее прямо въ свою комнату, утѣшаешь и ласкаешь…

— Ласкаю? — дико засмѣялась она и провела нѣсколько разъ ладонью по фартуку, какъ бы желая стереть всякій слѣдъ, оставленный прикосновеніемъ дѣтской ручки.

— Ты долженъ бы знать, что твое обращеніе къ прошлому было излишне, — возразила она рѣзко. — Укажи мнѣ хоть одинъ моментъ въ моей жизни, когда бы я забыла, что я Вольфрамъ, дитя моего отца и правнука бывшихъ до него Вольфрамовъ. Они конечно, также заблуждались, но потомъ, опомнившись уже не сходили съ пути, который они считали правымъ, хотя бы имъ приходилось проходить чрезъ адскія мученія.

Она прижала къ груди свои бѣлыя полныя руки и крѣпко стиснувъ зубы, прошла мимо него къ лѣстницѣ.

— Обо мнѣ не безпокойся! — сказала она, еще разъ останавливаясь. — Я знаю свое дѣло, но ты берегись! Ты теперь только тѣнь самого себя. Я страстно желала продолженія нашего стараго честнаго высокочтимаго рода, — я вѣдь не знала, что кровь можетъ измѣняться, я всегда считала это невозможнымъ. Но теперь я это знаю, сколько ни родилось сыновей въ монастырскомъ помѣстьѣ, никогда еще не было такого коварнаго, все уничтожающаго, какъ Витъ, и не будь мы на-сторожѣ давно бы ужъ все разлетѣлось на всѣ четыре стороны.