Веди себя хорошо. — И поскольку ее рука ощутила протест, напрягший все мое естество, добавила: — Если уж ты приехал из такого далека, так зайди и поздоровайся.
Ноги преследуют. Рука протягивается. Почти на излете, почти в сближающихся пальцах, что гонят его к земле, кузнечик складывает и гасит блеск своих крыльев, сворачивает их и опускается в стороне. И пока удивленный глаз еще ищет его в конце разноцветной траектории полета, он уже исчез и погас, и только эхо его смеха еще слышится уху: «Я здесь, Рафаэль. Меня нет».
В ТОТ ДЕНЬ
В тот день, за несколько часов до ее прихода, в наш дом заявился мальчик из Дома сирот.
— Чего тебе? — спросила Бабушка, загораживая дверь из опасения, что он пришел просить подаяния.
— Мне нужно что-то сказать Рафаэлю.
— Скажи мне, я ему передам.
Я услышал их и подошел к двери.
— Рафаэль, — сказал маленький сирота, — твой дядя Авраам велел мне тебя позвать. Он сказал, что если ты хочешь посмотреть, как вскрывают скалу, то приходи побыстрее.
Авраам ждал меня с каким-то подрядчиком, который попросил его прийти и взорвать скалу на строительной площадке в центре города.
— Взорвать? — сердился каменотес. — Разве ты не знаешь, что я больше не делаю «баруды»?
— Тогда приходи и разбей его.
Мы взяли три молотка, в том числе самый большой, шакуф, весом шесть с половиной килограммов — Авраам решил, что это самый подходящий для него вес, и специально заказал себе этот молот у кузнеца, — и баламину, и несколько литых стальных клиньев разной величины, которые он вытащил из своего каменного ящика, и отправились на стройку в машине подрядчика.
Скала ждала нас на строительной площадке — молчаливая, огромная, уверенная в своей силе и тяжести.
— Видишь, какая красотка? — спросил подрядчик. — В ней куба четыре, не меньше.
Авраам подошел к скале и стал обходить ее. Рабочие побросали свои дела, собрались вокруг нас и с уважением разглядывали его и меня. Я наливался гордостью.
— Матраку, Рафаэль.
Я подал ему матраку, и он начал постукивать по скале в разных местах, стукнет и прислушается, еще обойдет и всмотрится опять.
— Ты только послушай, как она поет, Рафаэль, послушай-послушай, как она рассказывает!
И потом, постучав еще немного, обратился к ней: «Меня ты не обманешь. Если я ударю здесь, ты откроешься отсюда, а если я ударю вот тут, ты мне разломаешься с этой стороны».
И затем сказал:
— Шукию, Рафаэль. — Я подал ему острое зубило, и он сделал две насечки на задней стороне камня. — Она уже знает, что у нее нет выхода.
Потом он взобрался на скалу и встал на ней. Перебросил баламину из руки в руку и слегка углубил насечки.
— Два килограмма сейчас, да, Рафаэль? — И он загнал маленькие стальные клинья в проделанные раньше надрезы в теле камня, опять постучал, прислушался и сказал: — Сколько миллионов лет ты меня ждешь? А? — И, ударив по клиньям сбоку, высвободил их из насечек. Потом повторил те же действия с клиньями побольше и сказал: — Два больших клина, Рафаэль, и шакуф.
Наступил решающий момент. Авраам установил большие клинья в насечках, взял большой молот и встал над ними. На мгновенье опустил шакуф на стертый носок своего ботинка и сказал:
— Смотри-смотри сейчас, Рафаэль.
Молот поднялся плавным, неторопливым движением, описал в воздухе точную и уверенную окружность, упал и ударил по головке одного из клиньев, и тот вошел в тело камня, как нож в масло. Молот поднялся вновь, тем же плавным, неторопливым движением, описал в воздухе копию первой окружности, опустился и ударил по головке второго клина. |