Понятно, что после этого маленького урока я больше не вернулся в школу. Я работал то тут, то там, и в конечном счете, после нескольких малоинтересных метаморфоз, сунул в сумку фонендоскоп, который завещал мне Отец, бинокль, и записную книжку, и перочинный нож, и мешок, набитый «пятью камешками», которые собрались в течение многих лет, проведенных мною при дворе моего друга Авраама, запаковал свои одежки, пожитки и короткую память, спустился в пустыню и стал сотрудником южного отделения компании «Мекорот». Теперь я обладатель жестковатого, подпрыгивающего на ходу пикапа «тойота», радиотелефона для связи, который не горит желанием разговаривать, переносного холодильника, походной сумки, образцово упорядоченного ящика с инструментами, а также странного звания «окружной инспектор», которое дает мне право сколько угодно ездить по грунтовым дорогам Северо-Восточного Негева и присматривать за изрядным скопищем труб и скважин, вентилей и резервуаров.

Работа не такая уж сложная. Здравый смысл, основы электротехники, немного гидравлики и механики, все это у меня есть, и вдобавок еще стремление к одиночеству, унаследованное от Отца, педантичная любовь к порядку, которая у меня от рождения, и две умелые руки, которые я унаследовал от матери. А если мне нужно решить задачу, которая превышает мои возможности, я зову на помощь своего друга, Вакнина-Кудесника, начальника отдела эксплуатации нашего округа, мастера на все руки — и соединить, и починить, и разобрать, и отрегулировать.

Я записываю показания водомеров и электрических счетчиков на насосах, добавляю масло в двигатели и воду в охладители, проверяю содержание хлора в питьевой воде, беру пробы для министерства здравоохранения и даже заработал уже славу инспектора с особым чутьем на утечки. В пустыне обычно легко обнаружить утечку, потому что терпеливые семена, что дремлют в земле, тотчас торопятся взойти и окрасить влажное пятно в зеленый цвет. Но иногда протекает какая-нибудь глубоко залегающая труба, и тогда утечку никто не может заметить, разве что служба контроля, которая обнаруживает спад давления и сообщает об этом мне. Тогда я отправляюсь в путь, иду себе вдоль трассы трубопровода — простой любитель прямых линий, с их ясным началом и надеждой в конце — и сообщаю по связи Вакнину-Кудеснику: «Нашел, тащи бульдозер!» Что может быть проще трубы с водой? Проще начала и дороги, вентилей, клапанов и теченья воды?

«Вода — штука простая, в точности как люди, — сказал мне окружной начальник, когда я приступал к работе. — Все, что ее интересует, — это как бы спуститься пониже, а все, что интересует нас, — как бы поднять ее повыше. Поэтому мы ее либо толкаем, либо высасываем, а все остальное — пустая болтовня».

Мне очень понравились его слова, как нравится мне сильная и сухая жара, которая наполняет меня энергией и жизнью, и как нравится мне мой давний друг, одиночество — единственный цветок, которому привольно здесь, в пустыне, и как нравится этот пыльный, коричнево-черно-желто-серо-белесый пейзаж, который все больше зачаровывает меня и дает мне понять, что, подобно поздней любви, он тоже — жестокая разновидность отсрочки конца, а больше всего нравится мне щедрое обилие, подлинное затоваривание времени, которое может по достоинству оценить лишь тот, кто занят полировкой воспоминаний и обработкой раскаяний.

Как я уже рассказывал тебе, сестричка, у меня есть образцово упорядоченный ящик, в котором мужчина может найти любой инструмент, даже не помня и даже с закрытыми глазами, и там у меня собраны всякого рода ниппели, и муфты, и лопатки, и жестянка с суриком, и канистра со скипидаром, и кисти для небольших красильных работ, и насос на аккумуляторах, чтобы откачивать воду, затекшую в ящики и ямы.

А еще у меня есть завещанный отцом фонендоскоп, которым я прослушиваю клапаны собственного сердца, и маленький воздушный насос, который я использую в основном для того, чтобы подкачать колеса в машине Большой Женщины всякий раз, когда она приезжает ко мне в гости — проверить, и осмотреть, и сделать свои замечания.