Гаррисон отпустил слугу и закурил сигару.

– Ну, а теперь, моя дорогая… – Он пустил колечко сигарного дыма. – Скажи, ты спишь с Дэниелом Армстронгом?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, беспардонно и грубо, что Бонни чуть не поперхнулась. И, не успев ничего как следует обдумать, яростно выпалила: – С кем, черт побери, вы, по-вашему, разговариваете? Седые брови, низко нависшие над его блеклыми глазами, взметнулись кверху.

– Ага, темперамент вполне под стать твоим огненным волосам, дорогуша. Но вопрос вполне справедливый, и думаю, что ответ тоже должен быть честным. Полагаю, что я разговариваю с Тельмой Смит. По-моему, именно это имя значится в твоем свидетельстве о рождении, не так ли? Отец неизвестен. Насколько я знаю, твоя мать умерла в 1975-м от передозировки… героина, кажется. В то время огромная партия этого зелья разошлась по всему городу.

Бонни почувствовала, как на лбу выступили крупные капли холодного липкого пота. Она не мигая смотрела на Тага широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Как и судьба твоей матери, твое собственное будущее было, скажем так, предопределено. В возрасте четырнадцати лет ты попала в исправительную колонию для подростков за ограбление магазина и хранение марихуаны. В восемнадцать лет тебя приговаривают к девяти месяцам тюрьмы за кражу и проституцию. Кажется, ты ограбила собственного клиента. Но, отбывая срок, ты проявила неожиданный интерес к фотографии и съемке вообще. Ты отсидела всего три месяца: за хорошее поведение срок тебе скостили. – Гаррисон весело улыбался. – Пожалуйста, поправь меня, если я в чем-то ошибаюсь.

Бонни, зарывшись в угол, застыла в огромном кресле. Ее слегка подташнивало и предательски знобило. Она не произнесла ни слова.

– Затем ты сменила имя на более звучное и привлекательное и впервые вышла на работу в качестве оператора телевизионной компании Питерсона в Канаде. В мае восемьдесят первого тебя уволили за кражу и перепродажу видеооборудования компании. К счастью, они не выдвинули против тебя обвинений. С тех пор никаких нарушений. Возможно, ты исправилась, а может, стала просто умнее. Во всяком случае, на человека совестливого ты не похожа. Угрызения совести и всякая прочая чушь – не для тебя, ибо ради денег ты готова пойти на все.

– Мерзавец, – обрела наконец дар речи Бонни. – Все это время ты водил меня за нос. А я-то думала…

– Ну да. Ты думала, что я позарился на твои аппетитные телеса. – Гаррисон удрученно покачал головой. – Я ведь уже очень стар, дорогуша, и, по мере того, как всепожирающий огонь, не дающий покоя мужчинам, во мне слабеет, вкусы мои становятся все более утонченными. Отдавая должное твоим безусловным прелестям, я бы образно сравнил тебя с новым сортом «Божоле» – хорошим молодым вином, приятным на вкус, но лишенным того неповторимого букета и нужной крепости, какие свойственны лишь хорошо выдержанному и высокосортному. «Божоле» годится для тех, чьи вкусы не отличаются особой притязательностью. Дэниелу Армстронгу, например. А я в соответствии с возрастом предпочитаю что-то вроде «Латур» или «Марго» – эти вина крепче, мягче, словом, утонченнее.

– Старый извращенец! Теперь ты меня еще и оскорбляешь!

– Я вовсе не собирался этого делать. Я просто хотел, чтобы мы поняли друг друга. Сама ты мне не нужна, но кое-что от тебя я бы хотел получить. Ты же хочешь иметь много денег. И тут мы могли бы с тобой договориться. Чисто коммерческая сделка. Но давай вернемся к моему вопросу? Ты спишь с Дэниелом Армстронгом?

– Да, сплю, – огрызнулась Бонни. – Этот болван дерет из-за меня свою жопу так, что обхохочешься.