Он провел по бланку указательным пальцем, смоченным собственной кровью. Сначала он начертил букву «Н» – большую, неровную, но тут же от слабости все поплыло у него перед глазами. «НИ»… Сосредоточиться ему стало теперь гораздо труднее. Косая черта в середине буквы «И» вышла плохо: больше смахивала на «Н». Превозмогая боль, он несколько раз провел пальцем снизу вверх от одной вертикальной черты до другой, исправляя неточность. Палец почти приклеился густеющей кровью к бумаге, и Джонни пришлось чуть ли не отрывать его.

Затем он стал выводить вторую «Н». Палец уже почти не подчинялся, и буква получалась неуклюжей, словно ее вывел ребенок. В ужасе Джонни услышал крики посла и голос отозвавшегося браконьера.

«НИН»… Джонни начал писать «Г», но палец повело в сторону, мокрые красные буквы закачались и поплыли перед глазами, как головастики в луже.

Он услышал, как по веранде загрохотали шаги бегущего человека. Раздался голос Сали: «Я думал, он готов. Сейчас прикончу!» Джонни скомкал бланк левой рукой – той, на которой не было крови, – прижал к груди и перекатился на живот.

Он не видел, как в дверях показался Сали. Он услышал лишь, как скрипят и скользят мокрые от крови ботинки браконьера. Раздался щелчок предохранителя автомата – браконьер навис прямо над Джонни.

Джонни не испытывал страха, его охватили печаль и смирение. Ему суждено было умереть. Когда в затылок уткнулось дуло автомата, он думал о Мэвис и детях. И был доволен – ему не придется жить одному, без них, и даже радовался, что теперь не доведется увидеть того страшного и унизительного, что сделали с его семьей.

Он уже умирал, когда пуля пробила ему голову и вонзилась в бетонный пол.

– Черт! – выругался Сали, закидывая автомат на плечо. Из дула курился пороховой дымок. – Живучий, собака. Сколько патронов извел, каждый – десять квача. Слишком много!

В кабинет заглянул Нинг Чжэн Гон.

– Ну что? Закончили наконец? – спросил он.

– Голову ему снес, – буркнул Сали. Он взял со стола ключи и подошел к сейфу посмотреть, чем там можно поживиться. – Мертвый, точно.

Чжэн приблизился к трупу, с восхищением глядя на него. Убийство Джонни несколько его взволновало. Он был даже возбужден – словно перед половым актом. Не так сильно, конечно, как если бы на месте Джонни лежала девушка, и тем не менее. В комнате пахло кровью. Запах ему понравился.

Он был настолько поглощен зрелищем, что сразу и не заметил, что стоит в луже крови. Очнулся он только тогда, когда снизу, из-под веранды, его позвал Гомо.

– Всю кость загрузили. Можно ехать.

Чжэн отпрянул и с досадой вскрикнул, увидев пятна крови на отворотах своих голубых, безукоризненно отутюженных хлопчатобумажных брюк.

– Я уезжаю, – бросил Чжэн Сали. – Сожгите склад перед отправлением.

В сейфе Сали нашел полотняный банковский мешок с месячной зарплатой сотрудников парка. Не поднимая головы от мешка, он лишь едва буркнул в ответ: – Сожгу. Не бойтесь, Чжэн сбежал по ступенькам с веранды и нырнул в «мерседес». Он махнул Гомо, и оба рефрижератора, один за другим, тронулись с места. Огромные кузова были доверху набиты слоновой костью, прикрытой для маскировки освежеванными тушами. Скрытый таким образом груз не смогли бы обнаружить в ходе поверхностной проверки на дороге, даже если их остановят – впрочем, это казалось маловероятным: конвой шел как бы под защитой Совета национальных парков, эмблема которого была изображена на бортах машин.