Она забыла, как это бывает, когда нуждаешься в ком-то так сильно, что, кажется, умрешь, если тебя отвергнут. Джеймс смотрел в ее глаза, а в его глазах она видела предвкушение. Кларисса лизнула свой палец и обвела им свой сосок. Она наслаждалась, когда Джеймс сильно потерся об нее. Она сжала свою грудь и мяла у него на глазах, его возбуждение подстегивало ее собственное.

Джеймс вдруг обхватил Клариссу и подвинул на край кровати. Он снова опустился на колени, его язык нашел ее уже набухшие складки. Кларисса узнала это нестерпимое желание. Когда-то Джеймс много раз подводил ее к этой черте. Но сейчас все ощущалось по-новому. Она вцепилась в простыни и, изгибаясь дугой, тянула вверх зажатую в пальцах ткань.

Кларисса ни о чем не могла думать, лишь о могущественном ощущении, формирующемся внутри ее. Движения его языка ускорились, и с губ Клариссы стали срываться нетерпеливые вздохи. Ее бедра вздымались все выше, его язык проникал все глубже, в самую сердцевину. Его руки обхватили ее бедра, и она распалась на миллион осколков. Сама комната исчезла, осталось лишь абсолютное наслаждение.

Она вскрикнула, и с этим криком освободилась от всех своих страхов и гнева, от чувства, что ее предали, от долго сдерживаемого желания.

— О Боже, Джеймс. Я была так глупа. Я прощаю тебя, Джеймс, — выговорила она, продолжая задыхаться и медленно возвращаясь к действительности.

Джеймс внезапно навис над ней, взял в ладони ее голову.

— За что?

— Я должна произносить какие-то слова? На самом деле это мне следует просить о прощении. Я слишком долго помнила о том, что ты причинил мне. Я прощаю тебя. Мне стало легко, — мягко ответила Кларисса и повернула голову, чтобы поцеловать его запястье.

Его лицо исказилось, словно он оказался на ледяном северном ветру, жар и желание ушли из него, осталась холодная, неподвижная маска.

— Но вы сказали, что не можете больше лгать ни себе, ни мне.

Кларисса уставилась на Джеймса и вдруг предельно четко увидела все словно другими глазами — на смену наслаждению пришло растущее чувство ужаса.

— Я о том, что я хочу тебя, Джеймс. Я не могу больше скрывать желание.

Джеймс рывком поднялся с кровати.

— Я не могу поверить, что это происходит.

Кларисса села и в смущении прикрыла грудь ручками.

— Я тоже.

Джеймс застегнул пуговицы на своей рубашке и поправил обшлага фрака. Его лицо теперь выражало неприступную отстраненность, отчего холод пронзил Клариссу до костей.

— Спите спокойно, Кларисса, — отрывисто сказал он. — Впереди у нас ночь чревоугодия и распущенности, хотя, как я теперь понял, вы вполне подходите для предстоящей задачи.

Его слова пронзили сердце Клариссы такой болью, на которую — она была уверена — он и рассчитывал. Она схватила подушку и швырнула ее в удаляющуюся фигуру.

Джеймс вышел, даже не оглянувшись.

Дрожащая и уязвленная, Кларисса передвинулась к изголовью кровати. Она подвинула маленькую подушечку с кистями, уткнулась в нее лицом, натянула на себя одеяло и, свернувшись калачиком, зарыдала во весь голос.

Джеймсу хватило всего пары минут, чтобы понять — он не может оставаться в своей спальне. Библиотека тоже не годилась, как и кухня, из которой доносились восхитительные запахи яблочного компота, дразнившие обоняние.

В столовой для слуг он взял лампу и кинулся вон из дома, он бежал через сады, бесконечные лужайки и рощи, пока не добрался до озера.

Он даже не потрудился снять одежду. Сразу же нырнул в воду и поплыл.