Я, конечно же, знаю, что это такое. Книги рождают книги. Конец одной книги — это начало другой. Которая тоже закончится и, вне всякого сомнения, породит новую. Но, поскольку ничто и никогда не завершается так, как было задумано изначально, автор иногда возвращается к своему произведению, начинает переписывать его, начинает пересматривать свой роман или даже рассказывать ту же самую историю заново…
Я складываю бумажку и снова прячу ее в книгу. Затем я открываю чемодан и, приподняв рубашки, засовываю книгу как можно глубже в свой багаж. Теперь-то я понимаю, что случилось с великой библиотекой Просвещения.
32 (прошлое)
День шестидесятый
Яркое солнце светит в окна Эрмитажа, бросает светлые блики на воду Невы. Заливаются птицы в беседках. ОНА сидит на диване под портретом самой себя в молодости. Рядом с ней английские гончие. ПРИДВОРНЫЕ притихли, в комнате почти никого, но ДАШКОВА здесь. ОН входит, заложив руки за спину.
ОН: Моя королева, моя прекрасная королева. Сегодня последний раз. Самый последний раз.
ОНА: Последний раз, мой дорогой, дорогой Дидро. Итак, сегодня никаких бумаг.
ОН: Нет, я только что закончил писать.
ОН достает из-за спины какие-то бумаги, вручает ей. ОНА читает.
ОНА: «Мирный Договор, заключенный в Санкт-Петербурге между Великой Правительницей и Бедным Философом». Зачем нам мирный договор, если мы никогда не враждовали?
ОН: Никогда, Ваше Величество, вы правы. Не думаю, что люди столь различные в своих взглядах и социальном положении могли бы поладить лучше нас с вами. Но здесь изложены мои требования.
ОНА: Ваши требования? Кто позволил вам предъявлять требования?
ОН: Я сам себе позволил. Должен сказать вам, это чрезвычайно скромные требования.
ОНА: Ладно. Скажите мне, что я могу для вас сделать?
ОН: Ничего. Вы уже все сделали.
ОНА: Тогда я должна подписать это не читая.
ОН: Нет, этого совсем не надо делать. Хотя теперь я отлично знаю, как ваши коллеги-монархи подписывают, а затем разрывают соглашения, даже не читая их. Но вы читали все мои бумаги. Прочтите, прошу вас, и эту…
ОНА: Но о чем в ней говорится, Дидро?
ОН: Во-первых, там написано, что я отказываюсь от денег. Я ненавижу золото и буду ненавидеть, даже если Ваше Величество сочтет достойными оплаты все величальные оды и хвалебные речи, которые я намереваюсь посвятить вам по возвращении в Париж. Я предпочитаю, чтобы мне верили.
ОНА смеется.
ОНА: Пусть так, мой друг. Но разве вы так богаты?
ОН: Нет, мадам, но я доволен собой, что гораздо лучше. Но определенные запросы у меня есть. Надеюсь, Ваше Величество не забудет, каких мучений стоила мне дорога сюда и как самоотверженно я здесь трудился.
ОНА: Да, мсье, вы были неподражаемы. Нет в мире человека, хоть отдаленно на вас похожего. Вас нельзя забыть.
ОН: И я уверен, что Ваше Величество не отпустит меня домой ни с чем. Я прошу лишь оплатить мне дорогу сюда и обратно. Лишнего я не попрошу: философ не должен путешествовать, как лорд.
ОНА: Вы можете назвать сумму?
ОН: Пятнадцать тысяч рублей покроют расходы, я уверен.
ОНА: Вы получите вдвойне. Дашкова, выдай из казны.
ДАШКОВА берет ключ и уходит.
ОН: Во-вторых, я не претендую на дорогие подарки, но одну вещицу мне очень хотелось бы иметь. Мелочь, но вы пользовались ею каждый день, и в этом ее ценность…
ОНА смотрит на него с удивлением.
ОНА: Что же это, мсье?
ОН: Чашку и блюдце, из которых вы пьете за завтраком.
ОНА: Бог с вами — посуда в дороге разобьется.
ОН: Вы найдете это в договоре, если соблаговолите прочесть…
ОНА: У меня есть для вас кое-что получше. |