— Не стану я ничего рѣзать! Рѣжте сами! огрызнулась Глафира Семеновна. — У меня голова болитъ.

— Нервы… пояснилъ Николай Ивановичъ. — А ужъ когда нервы, тутъ значитъ закусила удила и ничего съ ней не подѣлаешь.

— Не хотите-ли антиперину? У меня есть нѣсколько порошковъ, предложилъ прокуроръ.

— Не надо… А впрочемъ, дайте…

Прокуроръ тотчасъ-же досталъ изъ своей сумки порошокъ. Глафира Семеновна выпила порошокъ съ бѣлымъ виномъ. Порошокъ этотъ хорошо на нее подѣйствовалъ и отчасти подкупилъ ее. Она достала пару апельсиновъ, ножъ и принялась ихъ рѣзать, опуская ломти въ металлическій чайникъ.

— Ай да жена у меня! Что за милая у меня жена! разхваливалъ ее Николай Ивановичъ — какъ пріѣдемъ въ Константинополь, сейчасъ-же куплю ей вышитые золотомъ турецкіе туфли и турецкую шаль!

— Какъ это глупо! пробормотала Глафира Семеновна.

Проѣхали давно уже небольшую станцію Сарембей и приближались къ Татаръ Басаржику. Лѣса стали рѣдѣть и исчезли. Открылась равнина въ горахъ и въ дали на холмѣ виднѣлся бѣлый городъ съ высокими каменными минаретами, упирающимися въ небо. Извиваясь синей лентой, протекала у подножія холма рѣка Марица. Поѣздъ сталъ загибать къ городу.

— Здѣсь начинается область винодѣлія-то? спросилъ прокурора Николай Ивановичъ, когда поѣздъ остановился на станціи Татаръ-Басаржикъ.

— Нѣтъ, здѣсь все еще область лѣсной торговли. Тутъ находится громадная контора французскаго общества разработки лѣсныхъ и горныхъ продуктовъ; за Басаржикомъ, когда мы начнемъ огибать вонъ ту гору, увидимъ опять лѣса, спускающіеся съ горъ, а за лѣсами вы увидите виноградники. Я скажу, когда область винодѣлія начнется.

— Ну, такъ я тамъ и открою бутылку. А теперь только смолку собью.

И Николай Ивановичъ принялся отбивать на бумагу смолку отъ шампанской бутылки.

Поѣздъ пріѣхалъ на станцію Татаръ-Басаржикъ, постоялъ тамъ минутъ пить и помчался дальше.

Дѣйствительно, на горахъ опять засинѣли хвойные лѣса. Пересѣкли горную рѣчку, которую прокуроръ назвалъ Кришмой, пересѣкли вторую — Деймейдеру рѣку.

— Сплавныя рѣки и обѣ въ Марицу вливаются, пояснилъ прокуроръ. — По нимъ сплавляютъ лѣсъ.

Поѣздъ мчался у подножія горъ. На нижнихъ склонахъ лѣсъ началъ рѣдѣть и дѣйствительно начались виноградники.

— Вотъ она область винодѣлія! Началась, сказалъ прокуроръ.

— Привѣтствуемъ ее! — отвѣчалъ Николай Ивановичъ, сидѣвшій съ бутылкой шампанскаго въ рукахъ, у которой были уже отломаны проволочные закрѣпы и пробка держалась только на веревкахъ. Онъ подрѣзалъ веревки — и пробка хлопнула, ударившись въ потолокъ вагона. Шипучее искрометное вино полилось изъ бутылки въ чайникъ. Затѣмъ туда же прокуроръ влилъ изъ бутылки остатки болгарскаго бѣлаго вина.

— Коньячку-бы сюда рюмки двѣ, проговорилъ какъ-то особенно, въ засосъ, Николай Ивановичъ, но жена бросила на него такой грозный взглядъ, что онъ тотчасъ-же счелъ за нужное ее успокоить:- Да вѣдь у насъ нѣтъ съ собой коньяку, нѣтъ, нѣтъ, а я только говорю, что хорошо-бы для аромата. Ну, Степанъ Мефодьичъ, нальемъ себѣ по стакану, чокнемся, выпьемъ и распростимся. Дай вамъ Богъ всего хорошаго. Будете въ Петербургѣ — милости просимъ къ намъ. Сейчасъ я вамъ дамъ мою карточку съ адресомъ.

— Собираюсь, собираюсь въ Петербургъ, давно собираюсь и навѣрное лѣтомъ пріѣду, отвѣчалъ прокуроръ. — А вамъ счастливаго пути! Желаю весело пожить въ Константинополѣ. Городъ-то только не для веселья. А насчетъ дороги, мадамъ Иванова, вы не бойтесь. Никакихъ теперь разбойниковъ нѣтъ. Все это было да прошло. Благодарю за нѣсколько часовъ, пріятно проведенныхъ съ вами, и пью за ваше здоровье! прибавилъ онъ, когда Николай Ивановичъ подалъ ему стаканъ съ виномъ.

— За ваше, Степанъ Мефодьевичъ, за ваше здоровье!

Николай Ивановичъ чокнулся съ прокуроромъ, чокнулась и Глафира Семеновна.