— Иди делом займись, — сурово приказала Александра. — Чайник поставь. У меня со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Так-то ты гостей принимаешь, бессовестная. Иди, иди, я сама сумку разберу. Будет тебе крупный подарочек. И бриллианты-яхонты будут, корыстный ребёнок. И копчёная колбаса будет… Ведь пустой холодильник, да? Так-то ты меня ждала, Славка?.. И не называй меня Косей.

Славка шлёпнула сумку Александры на диван, демонстративно отёрла воображаемый пот со лба, выразительно перевела дух и принялась по-хозяйски расстёгивать замки. Расстегнула, с жадным любопытством сунула в сумку нос — и тут же отступила, даже отшатнулась, выпрямилась и негодующе заявила:

— Я так и знала! Опять работу привезла! А говорила, что отдохнуть приедешь. Кося, ты обманщица. Раз такое дело, то никогда больше не называй меня Славкой.

Повернулась и пошла к двери, злобно пофыркивая и бубня себе под нос что-то вроде обвинительного заключения. Что-то вроде «приговор окончательный и обжалованью не подлежит». Или, может быть, что-то вроде «диагноз неутешительный, медицина бессильна». Славка всегда бубнила одно и то же, когда в дорожной сумке Александры первым делом натыкалась на увесистые папки с рукописями, требующими прочтения. Славка считала, что подавляющее большинство рукописей, которые Александра обычно привозила с собой, прочтения не требуют. Более того — не заслуживают. В глубине души Александра считала точно так же. Но ведь прежде, чем понять, заслуживает рукопись прочтения или не заслуживает, её надо было прочитать. Это была её работа. Работы было много, вот и приходилось кое-что брать на дом. На отдых. Ну и что? Не телевизор же на отдыхе смотреть, правда? К тому же, в этот раз она взяла только одну рукопись — первую попавшуюся, даже не посмотрела, кто там автор. Может быть, из таких, которых она не дочитывала и до третьей главы. Может быть, и в этот раз она прочтёт первые двадцать страниц, а потом аккуратно упакует листочки в папку и нарисует на папке красным фломастером маленький крестик. Что будет означать: спасибо, больше не надо. Просьба не беспокоиться. А потом спрячет папку назад в сумку и будет честно отдыхать. А почитать можно и что-нибудь из необъятной библиотеки Михаила Яковлевича, Славкиного деда, царство ему небесное. Удивительный у Славки был дед, просто удивительный. Александра никогда не видела Михаила Яковлевича. Она видела его библиотеку. Шесть тысяч томов! В домашней библиотеке! И какие книги! Михаил Яковлевич, бесспорно, не мог не быть удивительным, судя хотя бы по тому, какие книги он читал. Уж в чем — в чем, а в книгах Александра кое-что понимала.

— Кося! — нетерпеливо заорала из глубины дома Славка. — Сколько тебя ждать можно? У меня все готово! И еда, между прочим! И не что попало, а деликатесы! Мы тут не нищенствуем, чтоб ты знала! Иди скорей, голодная ты наша. А то я тоже есть хочу…

Александра сунула папку с рукописью в стол, ящики которого много лет назад специально освободили для того, чтобы она при приезде совала туда рукописи. И платяной шкаф уже много лет подряд ждал её приездов: совершенно пустой, а на штанге болтается десяток разнокалиберных вешалок и мешочек с лавандой. Тумбочка для постельного белья — напротив, забита под завязку подушками, одеялами, простынями-наволочками-пододеяльниками и полотенцами всех размеров и расцветок. В отдельном отсеке тумбочки — два махровых халата и три ночные рубашки. Рубашки — всегда новые. Александра никогда не спала в ночных рубашках, не любила. В пижаме было гораздо удобней. Но в этом доме ее всегда ждали три новые ночные рубашки. Так трогательно. Надо, в конце концов, хоть один раз какую-нибудь из них надеть.

В дверь сунулась Славка, повела носом, деловито спросила:

— Кося, чего в кухню-то нести? Ведь опять понавезла чего-нибудь, а? Ну, давай, помогу волочь, так уж и быть.