(В шутку Амантая
считали старейшим работником фирмы, ибо, кончив радиоинститут в июне сорок первого года и брошенный в месиво смоленского направления, он как
татарин был извлечен немцами из лагеря военнопленных и начал свою производственную практику в цехах этой самой фирмы "Лоренц", когда ее
руководители еще подписывались в письмах "mit Heil Hitler!"). Таков был и Андрей Андреевич Потапов, специалист совсем не по слабым токам, а по
сверхвысоким напряжениям и строительству электростанций. На шарашку Марфино он попал по ошибке неосведомленного чиновника, отбиравшего карточки
в картотеке ГУ Лага. Но, будучи истинным инженером и беззаветным работягой, Потапов в Марфино быстро развернулся и стал незаменимым при
аппаратуре наиболее точных и сложных радио-измерений.
Еще тут был инженер Хоробров, большой знаток радио. В группу №7 он был назначен с самого начала, когда она была рядовая группа. Последнее
время он тяготился Семеркой, никак не включался в ее бешеный темп - и Мамурин тоже тяготился им.
Наконец долгоруким молниевидным спецнарядом сюда, в марфинскую Семерку, был доставлен из-под Салехарда, из бригады усиленного режима
каторжного лагеря мрачный арестант и гениальный инженер Александр Бобынин - и сразу поставлен надо всеми. Бобынин был взят из самого зева
смерти. Бобынин был первый кандидат на освобождение в случае успеха. Поэтому он работал, тянул и после полуночи, но с таким презрительным
достоинством, что Мамурин боялся его и ему одному не смел делать замечаний.
Семерка была такая же комната, как Акустическая, только этажом над ней.
Так же она была заставлена аппаратурой и смешанной мебелью, только не было в ее углу одоробла акустической будки.
Яконов по несколько раз на дню бывал в Семерке, поэтому приход его не воспринимался тут как приход большого начальства. Только Маркушев и
другие угодники выдвинулись вперед и захлопотали еще радостней и быстрей, да Потапов, чтобы закрыть видимость, добавил частотомер - в просвет,
на многоэтажный стеллаж приборов, отгораживающий его от остальной лаборатории.
Он свою работу выполнял без рывков, с долгами всеми был разочтен, и сейчас мирно ладил портсигар из прозрачной красной пластмассы,
предназначенный на завтрашнее утро в подарок.
Мамурин поднялся навстречу Яконову как равный к равному. Он был не в синем комбинезоне простых зэков, а в костюме дорогой шерсти, но и этот
наряд не красил его изможденного лица и костлявой фигуры.
То, что было сейчас изображено на его лимонном лбу и бескровных губах нежильца на этом свете, условно означало и было воспринято Яконовым
как радость:
- Антон Николаич! Перестроили на каждый шестнадцатый импульс - и гораздо лучше стало. Вот послушайте, я вам почитаю.
"Почитать" и "послушать" - это была обычная проба качества телефонного тракта: тракт менялся по несколько раз в день - добавкой, или
устранением, или заменой какого-нибудь звена, а устраивать каждый раз артикуляцию было громоздко, невдоспех за конструктивными мыслями
инженеров, да и расчета не было получать грубые цифры от этой недружелюбной науки, захваченной ройтмановским выкормышем Нержиным.
Привычно подчиненные единой мысли, ничего не спрашивая и не объясняя, Мамурин пошел в дальний угол комнаты и там, отвернувшись, прижав
трубку к скуле, стал читать в телефон газету, а Яконов около стойки с панелями надел наушники, включенные на другом конце тракта, и стал
слушать. |