|
И убедил врачей. И все повторяли, что надо, и Ленин согласился - но опять затянулось. И всего-навсего уехал в Горки. "По отношению к Ленину нужна твердость!" - написал Сталин Каменеву. И Каменев с Зиновьевым, его лучшие в то время друзья, полностью соглашались. Твердость в лечении, твердость в режиме, твердость в отстранении от дел - в интересах его же драгоценной жизни. И в отстранении от Троцкого. И Крупскую тоже обуздать, она рядовой партийный товарищ. "Ответственным за здоровье товарища Ленина" назначился Сталин и не считал это для себя черной работой: заняться непосредственно лечащими врачами и даже медсестрами, указывать им, какой именно режим полезней всего для Ленина: ему полезней всего - запрещать и запрещать, даже если поволнуется. То же и в политических вопросах. Не нравится ему законопроект насчет Красной армии - провести, не нравится насчет ВЦИКа - провести, и не уступать ни за что, ведь он больной, он не может знать, как лучше. Если что настаивает проводить скорей - наоборот медленней проводить, отложить. И может быть даже грубо, очень грубо ему ответить - так это у генсека от прямоты, свой характер не переломаешь. Однако, несмотря на все усилия Сталина, Ленин плохо выздоравливал, болезнь его затянулась до осени, а тут еще спор обострился насчет ЦИКа- ВЦИКа, и не надолго сумел дорогой Ильич подняться на ноги. Только и встал для того, чтобы в декабре 22-го года восстановить сердечный союз с Троцким - против Сталина, конечно. Так для этого и вставать не надо было, лучше опять лечь. Теперь еще строже врачебный догляд, не читать, не писать, о делах не знать, кушай манную кашку. Придумал дорогой Ильич тайком от генсека написать политическое завещание - опять против Сталина. По пять минут в день диктовал, больше ему не разрешали (Сталин не разрешил). Но генеральный секретарь смеялся в усы: стенографистка тук-тук-тук каблучками, и приносила ему обязательную копию. Тут пришлось еще Крупскую одернуть, как она заслужила, - закипятился дорогой Ильич - и третий удар! Так не помогли все усилия спасти его жизнь. Он в удачное время умер: как раз Троцкий был на Кавказе, и Сталин туда не правильный день похорон сообщил, потому что незачем тому приезжать: клятву верности гораздо приличнее, очень важно, произнести генеральному секретарю. Но от Ленина осталось завещание. От него у товарищей мог создаться разнобой, непонимание, даже хотели Сталина снимать с генсека. Тогда еще тесней подружился Сталин с Зиновьевым, он ему так доказывал, что очевидно тот будет теперь вождь партии, и пусть на XIII съезде делает отчет от ЦК, как будущий вождь, а Сталин будет скромный генсек, ему ничего не нужно. И Зиновьев покрасовался на трибуне, сделал доклад (только и всего доклад, куда ж его и кем выбирать, такого нет поста - "вождь партии"), а за тот доклад уговорил ЦК - завещания на съезде даже не читать, Сталина не снимать, он уже исправился. Все они в Политбюро были тогда очень дружны, и все против Троцкого. И хорошо опровергали его предло-жения и снимали с постов его сторонников. И другой бы генсек на том успокоился. Но неутомимый неусыпный Сталин знал, что далеко еще до покоя. Хорошо ли было Каменеву оставаться вместо Ленина предсовнаркома? (Еще когда вместе с Каменевым посещали больного Ленина, Сталин отчитывался в "Правде", что он ходил без Каменева, один. На всякий случай. Он предвидел, что Каменев тоже не вечен.) Не лучше ли - Рыкова? И сам Каменев согласился, и Зиновьев тоже, вот так дружно жили! Но скоро большой удар пришелся по их дружбе: обнаружилось, что Зиновьев-Каменев - лицемеры, двурушники, что они только к власти стремятся, а ленинскими идеями не дорожат. |
